Акварель Карла Гольмана «Восстание на Сенатской площади в Петербурге 14 декабря 1825 года».
Многие из тех, кому довелось пройти через допросы в николаевском Следственном комитете, говорили потом о психологическом давлении и циничных манипуляциях следователей.
188 лет назад, 26 (14) декабря 1825 года, в 11 часов утра на Сенатскую площадь в Санкт-Петербурге вышел мятежный Московский гвардейский полк. Так начинались события, вошедшие в историю как восстание декабристов.
Декабристы и Следственный комитет
Для расследования событий на Сенатской указом Николая I был создан чрезвычайный орган, получивший название «Высочайше учрежденного тайного комитета для изыскания соучастников злоумышленного общества, открывшегося 14 декабря 1825 года»; в переписке и мемуарах декабристов, как и в большинстве посвященных им исторических трудов, он упоминается как Следственный комитет. Многие из тех, кому довелось пройти через допросы в николаевском СК, говорили потом о психологическом давлении и циничных манипуляциях следователей.
«Они предъявляли ложные показания, прибегали к угрозам очных ставок, которых затем не производили. Чаще всего они уверяли пленника, что его преданный друг во всем им признался. Обвиняемый, затравленный, терзаемый без пощады и милосердия, в смятении давал свою подпись. Когда же его друга вводили в зал заседаний, то не мог ни в чем признаться, так как ничего не было», – вспоминал Александр Муравьев. Между тем, историк Ольга Эдельман, сопоставившая материалы процесса декабристов с воспоминаниями его фигурантов, пришла к выводу, что осужденные по делу 14 декабря лукавили – в мемуарах «они стали приписывать преувеличенные лживость и коварство Следственному Комитету и объяснять ими свои ошибки, неосторожность, срывы».
«Говоря о допросах, декабристы старались упомянуть эпизоды, свидетельствующие о мужестве узников, их находчивых и дерзких ответах, а также о пристрастности Комитета и его стремлении, во что бы то ни стало, добыть материал для осуждения арестованных….
Главным образом декабристы дружно сообщают, что на допросах в Следственном комитете им предъявлялись вымышленные показания товарищей», – писала Эдельман. В материалах следствия, однако, есть подлинные показания несостоявшегося «диктатора» князя Сергея Трубецкого, который, по характеристике историка, намеренно «топил» Павла Пестеля, а тот, в свою очередь, на допросах «не щадил никого из своих товарищей», пытаясь отвести от себя обвинение в подготовке цареубийства.
Декабристы и госпропаганда
Автором официального сообщения о столкновениях на Сенатской, опубликованного в «Санкт-Петербургских ведомостях» 27 (15) декабря, был граф Дмитрий Блудов – писатель-сентименталист, талантливый дипломат, сторонник просвещенной конституционной монархии, протеже Карамзина и один из создателей литературного общества «Арзамас», в котором в юные годы состоял Александр Пушкин.
Сообщение Блудова вышло без подписи как редакционная статья и было перепечатало большинством газет Российской империи. Численность восставших в нем оказалась занижена на три порядка («несколько человек»), а солдаты взбунтовавшихся полков – представлены «слепым орудием» в руках офицеров, которые стремились «навлечь на Россию беды безначалия» и «обманом» вовлекли их в мятеж. В целом события на Сенатской в официальной версии признавались «минутным испытанием, которое будет служить лишь к ознаменованию истинного характера нации… и общей преданности русских к августейшему их законному монарху». Позже Николай I назначил Блудова делопроизводителем следствия в отношении декабристов, многие из которых, согласно воспоминаниям барона фон Розена, были ему лично знакомы.
Декабристы под колпаком
О существовании тайных обществ, ставящих своей целью переход к конституционной монархии, правительство было осведомлено как минимум за два месяца до декабрьского выступления в Санкт-Петербурге. Еще 18 октября 1825 года командовавший военными поселениями на юге России граф Иван де Витт, во время наполеоновских войн зарекомендовавший себя как разведчик высочайшего класса, представил императору Александру I доклад об армейском заговоре. Документ основывался на агентурном донесении помещика Херсонской губернии, литератора и авантюриста Александра Карловича Бошняка, которому удалось внедриться в Южное общество.
В числе ключевых фигур фронды Витт упоминал будущих декабристов Рылеева, Муравьева, Бестужева и Раевского. Помимо этого, на стол императору ложились и другие доносы – капитана Вятского пехотного полка Аркадия Майбороды (по нему накануне восстания был арестован Пестель) и обрусевшего англичанина Ивана Шервуда-Верного. Тем не менее «дело декабристов» при Александре не получило хода; была ли причиной тому замедленная реакция бюрократического аппарата или застарелая вражда Витта и графа Алексея Аракчеева, которому император безгранично доверял, доподлинно неизвестно. Зато известно, что Александр не сообщил о содержании записки де Витта своим братьям Константину и Николаю. До сведения последнего информация о заговоре была доведена по линии Генштаба только 12 декабря – то есть уже после смерти Александра и всего за двое суток до событий на Сенатской. Что касается Бошняка, то на следующий день после казни декабристов в июле 1826 года по распоряжению Николая I ему было выдано «из кабинета единовременно в воспомоществование три тысячи рублей ассигнациями».
Декабристы и народ
Закрепившаяся в российской историографии трактовка декабрьского восстания как заговора аристократов в равной мере наследует известному афоризму Ленина из статьи «Памяти Герцена» (1912): «Узок круг этих революционеров, страшно далеки они от народа» – и официальной пропагандистской версии событий. Хотя в статье Блудова в «Санкт-Петербургских ведомостях» от 27 декабря ни разу не упоминалось слово «конституция», достоверно известно, что лозунг «Ура, Конституция!» звучал на Сенатской. Великосветский анекдот николаевской эпохи объяснял скандирование тем, что невежественные солдаты приняли незнакомое слово за имя супруги цесаревича Константина. Между тем, авторство этой саркастической версии, скорее всего, принадлежит самому Николаю I.
«”Ура, Конституция!” – раздавалось и принималось чернию за ура, произносимое в честь супруги Константина Павловича!» – писал царь в своих воспоминаниях о событиях на Сенатской. Косвенно против слов Николая свидетельствует и меткое замечание историка Милицы Нечкиной: русские гвардейцы той эпохи были обязаны поименно знать всех членов императорской семьи.
Так или иначе, восставшие полки не были единственной силой, противостоявшей верным царю частям в столкновениях на Сенатской. На расположенной неподалеку стройплощадке будущего Исаакиевского собора в те годы находился городок рабочих-строителей; собравшиеся на площади петербуржцы – а их численность очевидцы оценивали в десятки тысяч – быстро разобрали складированные там запасы дров. Актер Иван Борецкий (Пустошкин), в доме которого после провала выступления скрывался Михаил Бестужев, позже вспоминал, «с каким диким остервенением толпы народа отразили второй натиск поленьями дров, и я, грешный человек, метнул одно полено в бок кавалеристу». Об уровне поддержки декабристов среди горожан говорит и статистика жертв: по официальным данным, при подавлении восстания погибли «черни» – 903 человека, «малолетних» – 150, «женского пола» – 79, «во фраках и шинелях» (то есть гражданских служащих) – 39 человек. При этом потери мятежных частей лейб-гвардии не превысили 300 человек.
Комментарии
