... А социалистическая экономика, уже в «восьмидесятых», битву с «нео-феодализмом», начала проигрывать. И с более крупным счётом...
Главной причиной этого стало, как это ни странно, в первую очередь улучшение благосостояния людей. Потому что, согласно мудрой мысли великого социолога-финансиста Остапа Бендера, если в стране появляется много денег, то сразу находятся и люди, которые не прочь заняться их коллекционированием. В коем занятии, положа руку на сердце, в общем-то, нет ничего предосудительного, но существует нюанс, касающийся средств добычи...
А вот здесь, если рассматривать ситуацию в глобальном масштабе, то немалую роль имеет глобальный же менталитет социума. На который, в свою очередь, оказывает решающее влияние вся предыдущая история народа. А она была практически для всех национальностей, населяющих «Среднюю Азию» - в «текущий момент», как ни приглаживай, - историей окраины цивилизации. Давно ушли в прошлое «Золотые века» цветущей Согдианы, когда здесь создавал основы алгебры гениальный математик Аль-Хорезми, писал свои трактаты историк, астроном и исследователь Земли Аль-Бируни, и закладывал основы современной медицины великий Абу-Али ибн Сина («Авиценна»).
После нескольких веков жизни под гнётом варварской монголо-татарской орды цивилизация интеллектуально-созидательной направленности так и не смогла возродиться. Древняя культура исчезла и на многие века на этих землях воцарилось безусловное право сильного и дремучий феодализм, как экономическая формация. Кстати, уже упомянутые три образования Средней Азии (два ханства и эмират) были в ХХ веке едва ли не последними феодальными государствами в мире! И вот там, вдруг, сразу наступил Социализм...
Но, как бескомпромиссно утверждают объективные социологические законы, в течение одного исторического мига (каких-то пятьдесят лет!) переформатировать менталитет целого народа практически нереально. Более того: если старые религиозные каноны и традиционные устои – этот, собственно, внешний - видимый пласт своеобразия этноса ещё может модифицироваться в зависимости от условий жизни, то более глубинные слои – въевшиеся в кровь за столетия опыта выживания многих поколений, существуют вне сознания; и они определяют психологический склад и поведенческие штампы людей, независимо от изменений социальной среды.
Другими словами, задачу, которую обозначил в своём высказывании Антон Павлович Чехов о «...вытравливании по каплям из себя...» - в нашем случае феодального стереотипа мышления, наскоро объявленный социализм, вплоть до своего финала, решить так и не сумел.
И пусть простят меня граждане ныне независимых и, как прокламируется - в высшей мере демократических стран – «осколков» Российской империи и позже – СССР, но в то время «позднего социализма», некоторые особенности у населявших их народов, скажем так, встречались. И в современности это иногда трансформировалось в очень курьёзные метаморфозы.
Вот, например, отношение «широких народных масс» к власти... Любая власть воспринималась, как данность Всевышнего, и отношение к ней было фатально покорное. Если власть была жёсткой... Тогда оставалось только посетовать тихонечко: «Вой, бо-о... Бошлик (начальник) злой совсем: плёткой бьёт...», - и добросовестно (и даже с рвением) выполнять свою работу. А вот, если «егаси» (хозяин) камчой (тяжёлая витая плётка, нагайка) не лупит, то - слава Аллаху - он хороший. Но это и значит, что трудиться можно немножко «секин-секин...» (потихоньку, да...). Хозяин всё равно глупый, зачем «жекасс каби ишланг» (как осёл работать)? Всё по Марксу-Энгельсу: подневольный труд малопроизводителен.
Вот только несколько обидно для вышеупомянутых господ было то, что – да, Советская власть в сознании народа была «доброй», и поэтому отношение к работе на государственных предприятиях было, как на «егаси», у которого нет камчи. Но, правда, абстрактное «государство» было где-то далеко, а вот какой-нибудь «начальник» всё-таки всегда присутствовал рядом; и человек, наделённый этим званием, требовал оказания уважения. Поэтому небольшой «бакшиш», может просто без повода, или после подписания заявления на отпуск без содержания, - это было вполне нормально. Была даже такая формула: «...вашим детям сладости». И в большинстве случаев само подношение действительно могло быть в виде лепёшки, на которой лежала небольшая горка конфет. Просто знак внимания... просто восточная традиция.
Но как-то неожиданно вошло в обиход, что «бакшиш» посолидней мог поспособствовать, например, повышению разряда... Или, что мастер «закроет глаза», что пару раз в неделю рабочий возьмёт домой пачку маргарина с конвейера... А от этого уже совсем недалеко, когда «по совместной договорённости группы лиц...», зав производством утверждает акт якобы снижения коэффициента выхода продукции на весовую единицу сырья; и за рабочую неделю буквально «из воздуха» возникнет тонна неучтённого «Сливочного»...
Возможно, нечто похожее могло существовать и, скажем, в РСФСР, и в Украине, и в БССР... Но в Юго-Восточных республиках «окраин» такие «явления» расцвели многократно больше. Восточный менталитет и наследие «проклятого феодализма». Обмануть «доброе» государство не считалось чем-то предосудительным. И рабочий за подношение мастеру на пятьдесят копеек, экономил на покупке в магазине товара, производимого на его фабрике, полтора рубля. А к директору предприятия пищевой промышленности стекалось несколько тысяч в месяц... Правда, значительную часть приходилось отдавать как «бакшиш» «на Верх...», «ментам» и даже в горком партии...
На заводах, которые выпускали самолёты и тракторы, подобных «схем», наверно, не было. Так как рынок сбыта «неучтённых излишков» скорее всего отсутствовал. Да и, честно говоря, на таких высокотехнологичных производствах «национальные кадры» были представлены в меньшинстве. А вот в отрасли, связанной с традиционной агрокультурой, знаменитые способности восточных людей в торговле проявились в высочайшей мере. Громкое уголовное «хлопковое дело» поражало объёмом вовлечённости самых разных структур и уровнем организации. Как говорится, такие бы «таланты» да на «мирные цели»...
Суть заключалась в следующем. Как известно, Узбекистан был основным производителем хлопка в СССР. И республика гордилась этим своим статусом и первое время действительно старалась как можно более полно удовлетворять постоянно растущие потребности советских людей. Правда, применяя в основном так называемый «экстенсивный» метод увеличения производимой массы продукции (опять-таки – от чего предостерегали гг. Маркс и Ленин!). То есть, не повышая выход с единицы площади, а тупо распахивая всё больше земли.
Из-за этого в соседнем Казахстане было загублено Аральское море, так как все стоки воды рек Аму-Дарья и Сыр-Дарья уходили на полив всё новых и новых полей хлопчатника... Но, что такое судьба маленького моря по сравнению с успешным выполнением требований Коммунистической партии и Советского Правительства!.. И орденов, и званий Героев... И сопутствующих им благ...
Которых хотелось всё больше и больше: аппетит, как известно, приходит во время еды. (Это уже, правда, не по Энгельсу, а где-то из области кулинарии; но с Великим Учением в чём-то коррелируется...). Поэтому в республике принимались всё более грандиозные планы и повышенные социалистические обязательства.
Многоквадратнометровые щиты с лозунгами «В этом году Республика обязуется сдать государству ... миллионов тонн хлопка» стояли на дорогах и на главных площадях городов. (Последняя цифра – шесть с половиной миллионов!). После начала массового сбора урожая к хлопковым заводам шли «красные обозы»: десятки тракторов «Беларусь» с красными транспарантами над кабинами тянули по два-три прицепа с «белым золотом». На первой машине на горе хлопка сидели музыканты и трубили в карнайи и колотили в бубны. Это был просто праздник социалистического труда!
Но, вот только с некоторых пор во всём Советском Союзе стала вдруг ощущаться заметная нехватка стратегического сырья из солнечной республики. И речь шла даже не о, простите, трусах и майках... И не о военной форме из «Хэ-Бэ». Дело в том, что тонкая клетчатка хлопковых волокон шла на изготовление пироксилиновых порохов, а это уже относилось к поддержанию военной мощи страны и безопасности государства!
А ещё, без хлопка не летали зенитные ракеты... Потому что в состав твёрдого топлива для их двигателей входил «линт». Это микроскопической толщины волоски, которым опушено хлопковое семечко. При горении они выделяли энергии в три раза больше пороха. Ценнейший продукт и с очень маленьким «выходом»! Завод, который перерабатывал несколько тысяч тонн таких семян в месяц, помимо основной продукции – пищевых растительных жиров, отправлял в военную промышленность всего двести – триста килограмм линта. Но его стоимость была такого же порядка, как и сотни тонн основной продукции.
Так что, если бы только трусы́... Государство было в недоумении: за десять лет производство хлопка увеличилось с четырёх до шести с половиной миллионов тонн, а «пороха в пороховницах» стало чуть ли как бы, не хватать. Несмотря на кратное увеличение орденоносцев. Загадка...
Седые генералы КГБ не спали ночами и требовали с энергичных полковников найти разгадку. Полковники напрягли ретивых капитанов, но результата пока не было. Но тут в Генеральную прокуратуру СССР пришёл рядовой дехканин (крестьянин) из простого кишлака...
Ну, не совсем простого, а базового для колхоза – миллионера (то есть, доходы этого передового хозяйства измерялись миллионами полновесных советских рублей). Председатель колхоза имел звание Героя Социалистического Труда и был кавалером орденов Ленина, Трудового Красного Знамени и прочих высоких наград Родины. Ещё он являлся депутатом Верховного Совета Республики и членом бюро «райкома»; и сам Первый Секретарь Коммунистической партии Узбекистана называл Его своим другом!
«Сам» даже приезжал в гости в вышеупомянутый кишлак, где по этому поводу был большой «байрам» (праздник). К приезду Высокого Гостя на перекрёстке шоссе и дороги к кишлаку была построена арка со сценой. На этой сцене танцевали прекрасные девушки в праздничных национальных платьях, а вдоль дороги были собраны «карнайчи» со всей округи. И они отчаянно трубили в честь высокого гостя. И был «той», на котором присутствовали все заметные люди района и области; молва шептала, что для угощения было зарезано пятьдесят баранов! Секретарь партии коммунистов был доволен: национальный колорит... Уважение, опять же.
Вот из такого прекрасного места и приехал в столичный город вышеупомянутый представитель национального колхозного крестьянства. Но рассказывать там начал не про «той» и даже не про жирный плов, а про какие-то невероятные вещи, в которые большие прокурорские начальники просто не могли поверить. Но «на всякий случай» пригласили и генералов и «специальных людей» из ЦК КПСС, и попросили дехканина рассказать всё с начала ещё раз. И он рассказал...
Что жители того кишлака выживают за счёт того, что выращивают на своих участках овощи-фрукты и продают их на рынках близлежащих городов. Причём половину выручки надо отдать за «разрешение» на выезд. И выехать может только один человек из семьи, а остальные остаются в заложниках. Если он (она) не вернётся, то всю семью убьют... Сделают это молодые «джигиты» - слуги председателя, которые охраняют его самого и осуществляют всю власть в поселении.
За непослушание этой власти любого жителя могут бросить в «зиндан» (глубокая яма с решёткой наверху) на любой срок. Может быть даже навсегда... Или побить плетьми. Или вообще забить в назидание другим. Сам председатель решает, кому на ком можно жениться в его «царстве». Причём пользуется «правом первой ночи». По своей прихоти может отнять жену у любого в кишлаке; а если она не будет ласкать его «как положено», то отдать своим слугам. До времени, пока она им не надоест. А муж в это время будет сидеть в яме...
У цивилизованных столичных чиновников волосы встали дыбом!
В двадцатом веке! В СССР! Это было невозможно. Но человек показал шрамы на исполосованной когда-то камчой спине; пояснил, что, пока он три дня продавал в городе арбузы, пьяный «раис» хотел забрать из родительского дома его дочь. Мать изо всех сил защищала девочку и слуги сломали ей шею. А дочь на следующее утро повесилась прямо в доме «властителя». Это всё рассказали на базаре люди и, в одночасье оставшийся без семьи, отчаявшийся человек решил ехать «аж в самую Москву» - просить защиты и возмездия. А в это время его искали по всем городам края. И даже объявили огромный «мукофот» (вознаграждение) «за голову».
И ещё одну интересную вещь сказал беглец: в том передовом колхозе уже много лет не сеют и не убирают хлопок! Но есть несколько полей конопли...
Всё рассказанное было абсолютно неправдоподобно, но... в принципе легко проверялось «в первом приближении». Вообще-то «достучаться» до Москвы во все времена было трудно, но тут, говорят, кто-то «наверху» хорошо «двинул» процесс. Во всяком случае (опять-таки – «вроде»), военные провели аэрофотосъёмку, и хлопковых полей на землях сельскохозяйственного предприятия не обнаружили. А выявили несколько маленьких «латок» каннабиса и сотни гектар глухого бурьяна. И вот тогда уже активно «зашевелился» КГБ и даже (говорят...) – ГРУ.
Примечательно, что всё предварительное расследование проводилось исключительно силами «центра»: - без привлечения «местных товарищей». В этом была сложность, но всё-таки какие-то люди «восточной внешности» стали ходить по базарам, сидеть в чайханах, иногда заводить разговоры, но больше слушать. Таиться приходилось и от милиции, и от местных «коллег». Так... - «на всякий случай».
«ГРУ-шникам» было проще: они залегли в тех безлюдных бурьянах вокруг кишлака с биноклями и уже через несколько дней «картина маслом» была прорисована во всех деталях. И вот тогда Генеральной прокуратурой было открыто уголовное дело. Но в то первое время ещё никто даже предположить не мог, во что оно выльется...
Кишлак «брали» ночью специально доставленными из РСФСР силами. Это была самая настоящая войсковая операция: оцепление на дальних подступах и «ближний кордон»; в населённый пункт «входил» спецназ. Всех поголовно вывезли в неизвестном направлении. Скотину передали в хозяйства куда-то за пределы области. Собаки разбежались сами. «Официальная» версия – эпидемия. Пол года стояли «карантинные» посты вокруг пустого кишлака. Никто из жителей больше в родных краях не проявился. Самое вероятное, что после «дифференциации» на «хороших» и «плохих», бывшие «крепостные» были расселены по всему Советскому Союзу с хорошими пенсиями, при условии неразглашения своей истории. Поэтому «утечка» была только на уровне слухов.
Ташкент узнал про эти действия только на завершающих этапах.
Не было публичных судебных процессов; может быть судов и вообще не было. Возможно, в связи с неординарностью дела, с «ханом» местного значения» и его челядью «разобрались» «по тихому». В конце концов, это было уже не уголовное дело, а политическое. Пребывающий в великодержавном благодушии «Центр» не мог не задаться вопросом: как местные «органы», занимающиеся социальной жизнью людей могли не знать о том, что у них под боком при «самом прогрессивном строе» была возрождена ячейка раннего, абсолютно варварского феодализма? Спросить можно было и у «Советской власти», и у милиции, да и у партийных структур. Или знали?... Тогда, - как это, вообще, понимать?!
Но «вопросами» это было для Москвы... Для Узбекистана – нет. Конечно все всё знали! Но все «ответственные товарищи» были уже не те – прошедшие войну и действительно идейные люди. Новая «элита» была уже другая. Они не хотели жить в жёсткой, но справедливой, «сталинской» системе, а, имея в кармане партийный билет и диплом Университета Марксизма-Ленинизма, в своих чаяниях хотели вернуться в благодатное для родовой и управленческой «верхушки» средневековье. Тем более, что был нюанс... Как-то так получилось, что на седьмом десятке Советской власти на очень многих высоких постах оказались потомки прежней знати: пресловутых «беков», богатых землевладельцев – «баев»; ну и, как говорится, приближённых особ. Что, вообще-то, вполне объяснимо...
Да, в прошлом их предки были эксплуататоры-феодалы, но они были всё-таки образованные люди. Если и без дипломов Гарварда, но они занимались экономикой, управлением, дипломатией. Правда в странах Средней Азии до двадцатых годов ХХ века не было даже своей письменности! «До России», если надо было что-то зафиксировать на бумаге (например, долговую расписку), использовался арабский язык. Этот язык Корана необходимо было знать «служителям культа». (Хотя многие «муллы» могли только читать Священную книгу, не понимая ни одного слова). Поэтому ещё существовали «специально обученные люди» – писцы, которые и вели всю «бумажную работу». Но и в семьях аристократии своих отпрысков грамоте тоже старались обучить.
И после присоединения этих земель к Российской империи им гораздо легче было выучить русский алфавит и язык, чем мудрёную арабскую вязь. Это коснулось и независимых в то время образований. Как говорят: «Жизнь заставила». Хочешь быть богатым – веди дела с Россией. Но «простой народ» (а это подавляющее большинство – дехкане) прикоснулись к грамоте только после «русской революции». Когда же и «придумали» алфавит для «Советского Туркестана».
И понятно, что для развивающегося края люди, которые могли хотя бы читать и писать на родном языке, были остро востребованы. И их «династии» к описываемому периоду «доросли» уже до самых «верхов». Плюс «корпоративная» (читай – «сословная») солидарность. Они всегда держались друг друга, «подтягивали своих» и помнили, что они были властителями этих краёв и народов. А народ... ну что же... - это был их народ. И неважно, что «бек» теперь назывался «министр»; он чувствовал себя «беком» и вёл себя, как «бек». А народ молчал, потому что «жаловаться» было некому... Народ видел, у кого власть.
Вот, в тех же «восьмидесятых» в Ташкенте был назначен новый министр внутренних дел. Молодой и энергичный тридцатишестилетний (!) генерал-лейтенант. Говорили: «Строгий. Он порядок наведёт». (Социалистический порядок, надо понимать...). И вызывают к нему для знакомства и заодно «на ковёр» начальника Управления Внутренних дел «N»-ской области. Пожилой и заслуженный генерал-майор входит в дубовую дверь, встаёт на четвереньки и так проходит последние метры до начальнического стола. В руке у него узелок: это в зелёном поясном платке завёрнуты пачки денег. Стоя на коленях прижимает руки к груди и говорит: «Ляббай!» (Перевода нет - это слэнг: что-то типа «я весь ваш», «повинуюсь»).
И советский министр говорит ему: «Собака! Почему в твоём управлении самый низкий процент раскрываемости по республике?! Ты что – не можешь заставить твоих псов работать? Хочешь партбилет на стол положить?!». Стоящий на коленях генерал оправдывается, в общем-то, обычным современным канцелярским языком. Что, связи со стройкой газопровода, в таком-то районе приехало много «шабашников». Народ весь разнузданный, пьют много – отсюда драки и поножовщина; а «своих не сдают», агентуры среди них пока нет... Но обещает «приложить все силы».., «исправить положение».., и кладёт «бакшиш» на стол.
«Бек» смотрит сколько денег, потом вытаскивает из ящика стола камчу и три раза бьёт подчинённого по склонённой спине. Несильно. Это не наказание, а скорее милость. Власть показал, но подношение принял. Теперь генерал-майор «свой». «В следующем месяце пришлёшь столько же. Иди и работай. И смотри у меня!».
«Ха, уртак министр» (Да, товарищ министр), - наказанный чиновник отползает на три шага, потом встаёт и идёт к двери. В приёмную выходит уже уверенный в себе генерал-майор, стоящий на страже интересов граждан...
В этом повествовании уже было много «диковинных историй» про «советский Узбекистан», но в эту читатель, возможно, не поверит вообще. Что за дикая парадоксальная смесь! Генералы, плётка, партбилет «на столе»... Это просто невозможно; наверно это придумано автором для «изюминки»!
А вот и не придумано.
Да, это было дико и представлялось абсолютно невероятным, но это реальная история; и, кстати, - совсем не единичная.
И этот «ларчик» открывался просто. Когда гроза целой области поделился радостью со своим очень старым дедушкой, что новый министр с него «погоны не снял», а немного побил, но «к себе приблизил», аксакал подбодрил его мудрыми словами: «Менинг болам (мой мальчик), своим трудом ты достиг больших высот, но мой отец был пастухом и всю жизнь пас баранов пра-прадедушки вашего нового начальника. Который был бек при дворе кокандского хана. А теперь его пра-правнук правит в большой столице. Помни об этом и служи хорошо. И молодой господин будет к тебе милостив. И тебя будет уважать народ».
Это Восток... Который, даже и при Социализме – Восток. Как известно, тяга какой-либо части сложного государственного образования к самостоятельности (по другому это ещё называется «сепаратизм») может возникать и «снизу», и «сверху». В первом случае инициатива идёт от народа, который не принимает навязываемые центральной властью порядки, религию, или идеологию. И это, в общем-то, вполне прогрессивный демократический процесс. Во втором случае «вассальная» в чём-то элита этой «части» не желает «ходить под» какой-то, более зна́чимой в государстве. (Вообще-то, в большинстве случаев это стремление имеет в основном экономическую подоплёку: желание самим, без оглядки на «сюзерена» «доить свою корову»).
Но в обоих случаях первыми шагами к началу процесса отделения является идущее «сверху» «в народ» акцентирование на национальной идентичности, приукрашивание своей истории, нахождение в ней каких-то национальных героев. Даже если эта история более чем «тусклая» или её совсем нет... А «герои» при непредвзятой «экспертизе» - или жестокие тираны, или вовсе никчемные личности; а то и просто обыкновенные бандиты. Но это для зачинателей сепаратистских тенденций вообще не важно. Это технология и ничего больше. В эту же технологию входит «реклама» возврата к старым обычаям и традиционным отношениям, внушение «массам», якобы их привлекательности, даже если они, вообще-то, вовсе нелицеприятны.
Описываемый случай – из этой категории. А камча – это национальный символ: это, как шпага у европейских дворян или орлиное перо у североамериканских индейцев. У кого камча – тот имеет право на власть! И человек, дослужившийся при существующем строе до генеральских чинов, не мог не чувствовать «в верхах» «стрим» ярко выраженной «второй категории». И понимал, что неясная ещё идея получения «незалежности» от Москвы начинается с формирования единоверцев из элит. А ползанье по ковру и три удара по спине – это необходимый ритуал посвящения в «приверженцев» идеи...
И, конечно, все начальники силовых ведомств края и все их подчинённые опера́, участковые, «гаишники», патрульные сержанты и «обэхээсэсники» «выколотят» из народа деньги и для себя, и для своего генерала. Он ведь тоже входит в число хозяев этой области! И у него тоже есть в столе своя плётка. И «бек областного масштаба» уже строил планы, что, если вести себя «правильно» да ещё и «занести наверх» хорошее подношение, то его сын, который уже сейчас подполковник, может тоже сесть в высокий кабинет Министерства, и со временем ему тоже будут говорить «Ляббай»! И тогда семья крепко займёт своё место в когорте новой знати! У его детей и внуков будут и власть, и деньги. Много власти и денег...
И, как первый шаг, - надо высокому начальнику преданность показать. «Бакшиш», конечно, хороший послать; деньги с людей надо собрать. А деньги-то у людишек есть... И немалые. Он-то хорошо знает, у кого и откуда....
А тут вот «москвичи» что-то ищут, расследуют...
Не к добру это... Хотя.., Москва далеко, а «плов на нашем дворе варится...».
Ну, как же такая милиция могла в чём-то подозревать и как-то проверять уважаемого, а главное – богатого, человека?
И генерал той области, конечно знал и тоже уважал своего предприимчивого земляка, который сумел устроиться так, что на него работали почти пол тысячи дехкан и осыпало почестями (и «отсыпало» денег!) большое Советское государство. И который, в свою очередь, уважает народную милицию и так хорошо платит за своё спокойствие. Правда, дурак он оказался: ошибку совершил – шум пошёл. Сейчас надо гибкость проявить: и с Москвой не поссориться, и своих таких же ценных людей сберечь... Ничего: «Аллах поможет - и конь не споткнётся».
А Москва действительно не на шутку взялась за один небольшой «фактик»... Как же так: в том криминальном колхозе хлопок не выращивали, а деньги и ордена за него получали? Не в этом ли разгадка нехватки в стране этой культуры? Может и в других хозяйствах такое бывает? И председателя того – «орденоносца» крепко за толстыми стенами «прижимали». И возможно он себе жизнь, таки, выторговал. И рассказал много чего...
Проверять это всё в республику приехала целая бригада под руководством двух следователей по особо важным делам Прокуратуры СССР. Гдлян и Иванов – эти фамилии в то время знал каждый житель Узбекистана. А потом – и остальных хлопкосеющих республик: Туркменской, Таджикской и Азербайджанской.
С начала работы московские следователи развили бурную деятельность, но по мере того, как росло количество листов уголовного дела и расширялась география вовлечённых регионов и субъектов хозяйствования, активность следственных действий стала снижаться. И даже не потому, что в их работе всегда чувствовалось тщательно замаскированное противодействие «национальных» органов. А потому, что становилось понятно, что охватить «посадками» всю массу замешанного народа было нереально практически, и нецелесообразно с политической точки зрения. Так как, тогда пришлось бы обнародовать очень неприятный факт, что при плановом социалистическом способе управления экономикой треть заявленного урожая стратегической культуры и ещё много чего существовали только на бумаге.
Поэтому финал «хлопкового дела» получился скомканным и невнятным. В Узбекистане поменялся Первый секретарь Компартии, где-то кто-то был «освобождён от занимаемой должности». Промелькнуло сообщение о «приписках» в хлопковой отрасли и «корректировке планов» по производству хлопка-сырца до четырёх с половиной миллионов тонн. В следующем году, при всём внимании к этой отрасли, собрали, вроде, четыре триста... Но реальных. Такие вот были неслабые «приписки». В остальном всё было «покрыто мраком».
Но позже в республику поступило закрытое письмо Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза для информации людей, занимающихся такими вопросами в «вышестоящих» партийных организациях. Там была раскрыта вся суть грандиозной аферы; достаточно подробно, но без приведения названий каких-то юридических лиц и, тем более, - имён. Письмо тщательно изучили, но, честно говоря, что с этим знанием делать дальше, было не понятно. Обнародовать нельзя; соответственно, проводить работу с хозяйственными руководителями по «обличению» и «недопущению в дальнейшем» тоже было бы нарушением «закрытости» информации. Поэтому «бумагу» «положили в ящик» до получения дополнительных разъяснений и указаний.
Но тут началась «эпопея» с частыми сменами Генсеков; даже вовсе непосвящённые люди почувствовали, что «в верхах» происходит что-то «не то». Потом появился «надежда народа» - молодой и красноречивый. Были возвещены «новые веяния» и... «хлопковое дело» было благополучно забыто. Не берусь утверждать наверняка, но, по моему, его детали в подробностях никогда и нигде в средствах массовой информации с тех пор не появлялись. Хотя, это было, наверно, даже немного «обидно» для организаторов и участников такой доходной «противоправной деятельности». Все тогдашние зарождающиеся «коррупционеры» и уже опытные «расхитители социалистической собственности» могли бы от души им поаплодировать.
Криминально-коррупционная схема была выстроена феноменально изобретательно, но на довольно простом принципе. И она была, как оказалось, легко реализуема и несомненно выгодна для всех участников. За исключением одного... Но который об этом даже не знал...
Комментарии
