 Минувшей осенью известный по так называемому кассетному скандалу Кучмагейт майор Николай Мельниченко скромно, без помпы отметил 40-летие. Ему не вручали правительственных наград, и он не обмывал, как положено по традиции, в стакане с водкой очередные звездочки на погоны: характеризовавшийся прежде исключительно с положительной стороны, сотрудник охраны Президента Украины сам поставил на собственной карьере крест. По сути, Мельниченко пошел ва-банк, понимая, что в затеянной им игре на кону не только его доброе имя, но и жизнь...
Впервые об этом человеке мы услышали 28 ноября 2000-го — в тот день ныне спикер Верховной Рады, а тогда оппозиционер Александр Мороз заявил с парламентской трибуны о якобы установленной им причастности Леонида Кучмы к гибели журналиста Гонгадзе и сослался при этом на записи разговоров в президентском кабинете, сделанные неким майором Мельниченко. Эти слова Мороза произвели эффект разорвавшейся бомбы, стали точкой отсчета в пресловутом кассетном скандале — самом громком в истории независимой Украины.
Стоит отметить: офицер Мельниченко пользовался полным доверием руководства и Президента — его, уроженца села Западынка Васильковского района Киевской области, выпускника Киевского высшего инженерного радиотехнического училища ПВО, считали грамотным специалистом (по словам коллег, скромный, не слишком коммуникабельный, не умеющий подать себя Николай казался полностью погруженным в профессию). С тех пор кто только не вслушивался сквозь треск помех в записанные им голоса Кучмы и Ко. Были обнародованы стенограммы записей длительностью 35 часов, в десятки раз больше копий опальный российский олигарх Березовский безвозмездно передал в Генеральную прокуратуру Украины, тем не менее к разгадке тайных пружин кассетного скандала мы так и не приблизились. (Уже само название его сегодня вызывает недоумение, поскольку экспертам были предъявлены не кассеты, а чипы). Похоже, в этом деле врали все: власти, следствие, свидетели... Видимо, многое недоговаривал и сам Мельниченко (и на то, вероятно, были причины), однако сейчас ясно одно: записи подлинные.
По воспоминаниям сослуживцев, поведение Николая изменилось за три месяца до передачи первой записи Морозу: дескать, в начале августа, после возвращения из отпуска, проведенного с семьей в Крыму, в его речи появилась патриотическая риторика.
Время, конечно, рассудит, где правда, а где миф, но что бы там ни говорили, майор действительно бросил вызов коррумпированной власти, и никто пока не привел фактов, которые бы заставили усомниться в чистоте и благородстве его побуждений. В действиях Мельниченко искали банальную корысть, но он наотрез отказался продать свой архив даже за очень большие деньги, тогда как другие на нем делали состояния и карьеры, пиарились, издавали книги, выманивали под разными предлогами записи, а то и просто их воровали...
«Мыкола, не верь никому», — посоветовал ему когда-то многоопытный генерал СБУ Владимир Радченко. Он так и делает, поэтому сегодня обращается не к украинским политикам, высокопоставленным чиновникам и олигархам, а к простым людям. Николай МЕЛЬНИЧЕНКО: Я старался отстранить Кучму от власти | 24. 05. 2007
Минувшей осенью известный по так называемому кассетному скандалу Кучмагейт майор Николай Мельниченко скромно, без помпы отметил 40-летие. Ему не вручали правительственных наград, и он не обмывал, как положено по традиции, в стакане с водкой очередные звездочки на погоны: характеризовавшийся прежде исключительно с положительной стороны, сотрудник охраны Президента Украины сам поставил на собственной карьере крест. По сути, Мельниченко пошел ва-банк, понимая, что в затеянной им игре на кону не только его доброе имя, но и жизнь...
Впервые об этом человеке мы услышали 28 ноября 2000-го — в тот день ныне спикер Верховной Рады, а тогда оппозиционер Александр Мороз заявил с парламентской трибуны о якобы установленной им причастности Леонида Кучмы к гибели журналиста Гонгадзе и сослался при этом на записи разговоров в президентском кабинете, сделанные неким майором Мельниченко. Эти слова Мороза произвели эффект разорвавшейся бомбы, стали точкой отсчета в пресловутом кассетном скандале — самом громком в истории независимой Украины.
Стоит отметить: офицер Мельниченко пользовался полным доверием руководства и Президента — его, уроженца села Западынка Васильковского района Киевской области, выпускника Киевского высшего инженерного радиотехнического училища ПВО, считали грамотным специалистом (по словам коллег, скромный, не слишком коммуникабельный, не умеющий подать себя Николай казался полностью погруженным в профессию). С тех пор кто только не вслушивался сквозь треск помех в записанные им голоса Кучмы и Ко. Были обнародованы стенограммы записей длительностью 35 часов, в десятки раз больше копий опальный российский олигарх Березовский безвозмездно передал в Генеральную прокуратуру Украины, тем не менее к разгадке тайных пружин кассетного скандала мы так и не приблизились. (Уже само название его сегодня вызывает недоумение, поскольку экспертам были предъявлены не кассеты, а чипы). Похоже, в этом деле врали все: власти, следствие, свидетели... Видимо, многое недоговаривал и сам Мельниченко (и на то, вероятно, были причины), однако сейчас ясно одно: записи подлинные.
По воспоминаниям сослуживцев, поведение Николая изменилось за три месяца до передачи первой записи Морозу: дескать, в начале августа, после возвращения из отпуска, проведенного с семьей в Крыму, в его речи появилась патриотическая риторика.
Время, конечно, рассудит, где правда, а где миф, но что бы там ни говорили, майор действительно бросил вызов коррумпированной власти, и никто пока не привел фактов, которые бы заставили усомниться в чистоте и благородстве его побуждений. В действиях Мельниченко искали банальную корысть, но он наотрез отказался продать свой архив даже за очень большие деньги, тогда как другие на нем делали состояния и карьеры, пиарились, издавали книги, выманивали под разными предлогами записи, а то и просто их воровали...
«Мыкола, не верь никому», — посоветовал ему когда-то многоопытный генерал СБУ Владимир Радченко. Он так и делает, поэтому сегодня обращается не к украинским политикам, высокопоставленным чиновникам и олигархам, а к простым людям.
Дмитрий ГОРДОН
«Бульвар Гордона»
«МНЕ ПРИХОДИЛОСЬ ДЕРЖАТЬ В РУКАХ ЗОЛОТУЮ СТАТУЮ КОНЯ ВЕСОМ 12 КИЛОГРАММОВ»
— Добрый день, Коля, рад видеть тебя на родной земле в добром здравии и бодром расположении духа. Впервые мы совершенно случайно встретились полтора года назад практически на другой планете — в Нью-Йорке. Выпили тогда много водки, проговорили до утра... Скажи, как тебе, имеющему допуск к особо важным объектам офицеру Службы безопасности Украины, пришла в голову мысль записывать разговоры в кабинете не кого-нибудь — действующего Президента Леонида Кучмы?
— Дима, во-первых, я благодарен тебе за возможность высказаться, донести до людей информацию из первых, так сказать, уст, но поверь: многое бы отдал за то, чтобы моей фамилии в этой истории не было. Если бы какой-то другой человек взял на себя то, что пришлось сделать мне, моя семья вздохнула бы с облегчением.
Я очень тяжело к этому шел, проделал большой эволюционный путь...
Вспоминаю 94-й год, когда Президент Леонид Кравчук согласился на досрочные президентские и парламентские выборы... Его преемник Леонид Кучма вел избирательную кампанию под лозунгами борьбы с коррупцией, и Украина его поддержала, потому что задыхалась в этой удавке. Кучма пообещал тогда: ему хватит полгода, чтобы очистить страну от коррупции, и я поверил ему — потому и пошел в охрану Президента. Чисто по-человечески мне хотелось оградить Леонида Даниловича от влияния плохих людей: коррупционеров, бандитов...
Прошел тем не менее месяц, год, два... Сегодня, оглядываясь на события в Украине, вспоминаю один эпизод из своей службы. Эта картина до сих пор стоит у меня перед глазами: я, молодой офицер, держу народного депутата Степана Ильковича Хмару и не пускаю его на заседание Совета безопасности и обороны, которое проводит Кучма. После этого инцидента Верховная Рада приняла постановление с рекомендацией возбудить против старшего лейтенанта Мельниченко Николая Ивановича уголовное дело.
Я был тогда очень растерян, недоумевал: почему же так происходит? Начал анализировать, верно ли действовал, правомерен ли был приказ главы государства не допускать депутатов в зал заседаний, и пришел к выводу: мы были не правы. Спустя годы, при встрече с Хмарой, я ему об этом инциденте напомнил, и он меня понял. «Николай, — сказал, — я не держу на тебя зла: против меня действовали и намного более грязными методами».
В службе охраны Президента Украины я был руководителем оперативно-технического подразделения. Оно отвечало за много направлений — в том числе и за то, чтобы любая вещь, которая должна попасть в руки Леонида Даниловича, прошла проверку на наличие взрывоопасных, ядовитых веществ, радиозакладок или записывающих устройств.
— Так вы и еду на анализ брали?
— Конечно — контролировали ее от приготовления до подачи на стол, но это отдельная тема. Однажды меня вызвал начальник охраны. «Коля, — сказал, — проведи, пожалуйста, к Президенту посетителя. Это бизнесмен, который хочет вручить Леониду Даниловичу подарок, но нужно сделать так, чтобы никто не знал, что он несет». Я подошел к этому человеку, побеседовал с ним, попросил показать, что у него, — нельзя же совсем без проверки. Он открыл коробку, а там... скифское золото. Я растерялся. «Почему же, — подумал, — об этом не должен никто знать?», но приказ, разумеется, выполнил... Забегая вперед, скажу: подобных поручений было впоследствии очень и очень много.
Кстати, я лично распорядился, чтобы мои подчиненные вели книгу учета подарков, вручаемых Президенту, — в ней каждый сотрудник писал, что именно он проверял и на наличие каких веществ. Если это были еда или вино, мы должны были убедиться, что там нет ядов, если какой-то электрический прибор, не имели права отдать его Президенту, не разобрав предварительно на запчасти — до транзистора, до микросхемы. Представь, мне приходилось даже держать в руках золотую статую коня весом 12 килограммов — и такие были презенты.
— Руки после таких тяжестей не отваливались?
— Нет, но в голове определенные изменения происходили. Подчеркиваю: я был свидетелем множества таких случаев.
«ПРОСЛУШАВ ПЕРВУЮ ЗАПИСЬ, Я РАЗОЧАРОВАЛСЯ: ОТЧЕТЛИВО СЛЫШАЛИСЬ ЛИШЬ МАТЮКИ»
— А что за люди приносили такие скульптуры? Фамилии можешь назвать?
— Ценные вещи дарил, например, Черномырдин (когда еще руководил «Газпромом»), а Игорь Михайлович Бакай преподнес Леониду Даниловичу на день рождения яхту. Кучма как раз отдыхал в Крыму, на девятой даче: просыпается — а красавица-яхта покачивается на морских волнах... Преподносили ему и картины — ну, скажем, Ван Гога... Все это заносилось в специальную книгу, и я уверен: приведенному там каталогу позавидовал бы любой музей.
Находясь на службе, я выезжал также на разные мероприятия, организовывал тайные встречи Кучмы с политиками, с людьми, у которых, судя по публикациям в средствах массовой информации, была далеко не лучшая репутация.
— Например?
— С тем же Березовским, с алюминиевым магнатом Черным, а в резиденции «Залесье» Кучма общался с человеком, которого из Украины потом вообще депортировали...
Постепенно я пришел к тому, что перестаю своему Президенту верить. Возможно, решающую роль в этом сыграло то, что в 97-98-м годах я стал свидетелем некоторых разговоров, когда Кучма давал своим собеседникам указания аккумулировать средства для грядущей президентской кампании. Так, скажем, назначая Бакая на руководящую должность в «Нефтегаз Украины», Леонид Данилович поставил ему условие: обеспечить на выборы 250 миллионов долларов. Также со многими политиками он обсуждал планы уничтожения — политического в первую очередь! — основных конкурентов.
— А именно?
— Дискредитировать собирались Мороза, Марчука, Лазаренко — всех тех, кто мог претендовать в 99-м году на пост президента, а генеральная прокуратура должна была открывать по указке Банковой уголовные дела.
Увидев это, я понял: бороться с коррупцией в высших эшелонах власти можно только одним путем — зафиксировав преступления документально. Для меня это было болезненное решение, но другого выхода не находил. Я по минутам могу вспомнить, как все происходило, и знаешь... (Пауза). При том, что в охрану Президента отбирают людей не робкого десятка, прошедших серьезную подготовку и многие тесты: психологические, физические и моральные, мне было страшно. Очень страшно...
— Хорошо, мотив мне понятен, что послужило толчком — тоже, но какая у тебя была конечная цель? Как ты планировал этими записями распорядиться?
— Стремился лишь к одному: чтобы действиям высших должностных лиц Украины была дана юридическая оценка. Документировал я их не один год...
— А если конкретно?
— В 98-м начал, а в 2000-м завершил. К этому моменту у меня накопилось множество фактов, которые красноречиво показывают, как и чем Украина в то время жила.
— Коля, а ты помнишь ночь перед тем, как решился впервые записать происходящее в кабинете Кучмы? О чем ты тогда думал?
— (Вздыхает). Я очень долго, до трех часов не мог сомкнуть глаз. «Господи, — повторял, — если я должен сделать это, дай мне силы вынести крест, который ты на меня кладешь». Утром проснулся с ясным осознанием того, в чем состоит мой долг. На работу отправился (мой кабинет находился прямо в Администрации Президента), взяв с собой диктофон. Первый раз поставил его не в рабочем кабинете, а в комнате отдыха Президента, потому что там безопаснее, но, прослушав потом эту запись, я был разочарован: отчетливо были слышны лишь матюки, а сами разговоры звучали неразборчиво. Тогда я и понял, что нужно искать другое место.
Кстати, выбрать подходящее устройство для записи и разработать соответствующий механизм было не так просто, как кое-кому кажется, — технически это оказалось трудной задачей. Сперва я купил в магазине обычный диктофон за 50 или 100 гривен: это то, что я мог позволить на свою зарплату приобрести.
— А какая была зарплата?
— Достаточно высокая.
— Ну хоть приблизительно сколько?
— Уже и не вспомню: то ли 500, то ли 1000 гривен, но фактически я, старший лейтенант, получал больше, чем действующий генерал в Министерстве обороны Украины.
Почему я остановился именно на диктофоне? Многие считают, что была применена какая-то другая, более сложная техника, но это сущая ерунда. Любому специалисту понятно, что записать разговоры можно либо находясь внутри кабинета, либо извне. Если прослушивание внешнее, нужна очень дорогая техника — например, лазерная пушка. Может, ты помнишь историю, как еще во времена Союза посольству США был подарен герб, сделанный из дерева? Используя его, советская разведка могла подслушивать разговоры, происходившие в посольстве США, — это делалось с помощью электромагнитного накачивания, идущего извне. 
По нашей просьбе майор Мельниченко нарисовал схему кабинета Президента Кучмы, указав стрелкой, где располагался диктофон
«Я БЫЛ ОДИН: НИКТО ЗА МНОЙ НЕ СТОЯЛ»
— Я даже помню, как, будучи министром внутренних дел СССР, Вадим Бакатин сдал американцам секреты, которые использовались при строительстве их посольства в Москве...
— Такое прослушивание может позволить себе только сильная спецслужба, но этому активно противостояла Служба безопасности Украины. В структуре СБУ есть Управление защиты информации, которое отслеживает подобные происки иностранных разведок, есть служба «Р» — радиоконтроля, призванная защищать первых лиц государства от несанкционированной утечки информации.
Для прослушивания президентского кабинета можно было бы также установить микрофон, который передавал бы разговоры по сетям питания за 10 или 20 километров. Это элементарная технология, но поскольку специалисты о ее существовании знают, за кабинетом были установлены специальные фильтры, а значит, этот вариант тоже отпадал... В общем, ничего другого мне не оставалось, кроме как занести в кабинет диктофон, положить его в укромном месте и самому физически контролировать запись.
— При этом ты понимал, что на приборе остаются отпечатки твоих пальцев?
— Я позаботился о том, чтобы их не было.
— Каким образом?
— Всегда брал диктофон через платочек.
— Люди, имеющие непосредственное отношение к органам безопасности, уверяли меня, что действовать в одиночку Николай Мельниченко не мог, и если не часть его подразделения это особо опасное задание выполняла, то еще хотя бы два-три человека — обязательно...
— (Твердо). Я все делал один, иначе вряд ли мог столько лет продержаться. Если бы кто-то еще был посвящен в тайну, разоблачили бы меня намного раньше.
— Хм, а ты понимал, что с тобой будет, если вдруг все откроется?
— Совершенно отчетливо, и был готов к смерти.
— К какой?
— Философский вопрос. Если бы меня обнаружили, в живых не оставили бы, а жене после этого позвонили бы и сказали: «Ваш муж погиб как герой». Скорее всего, мог быть такой сценарий.
— Как ты считаешь, перед смертью тебя бы допрашивали?
— Возможно.
— Допытывались бы, кто за тобой стоит?
— Думаю, попытались бы что-нибудь выведать или постарались бы, чтобы я дал неправдивые показания...
— ...с целью использовать их потом против определенных лиц?
— Видимо, так, но за мной, повторяю, никто не стоял...
— Старожилы серого здания на улице Орджоникидзе (ныне Банковой), где сейчас размещается Секретариат Президента, говорили мне, что еще в советские времена оно прослушивалось от подвала до чердака. Когда первый секретарь ЦК КПУ Владимир Щербицкий отправлялся в очередной отпуск, из Москвы немедленно приезжали «телефонисты», якобы проверявшие в его кабинете в профилактических целях систему правительственной связи. Владимир Васильевич был человеком умным, знающим правила игры и хорошо понимал, что каждое сказанное им слово известно в Кремле. Я, собственно, к чему веду? Уже тогда в стенах этого монументального памятника архитектуры были заложены какие-то проводки (не знаю, как правильно их назвать, поскольку в отличие от тебя не специалист), так вот, сведущие люди утверждают, что эта невидимая паутина до сих пор в целости и сохранности — никто ее не убирал, не демонтировал. Именно потому они считают, что майор Мельниченко записывал Президента Кучму не посредством диктофона, а именно через ту, еще советскую систему прослушивания...
— Это все выдумки, которые специально распространяются, чтобы нивелировать то, что я делал, и я могу аргументированно их опровергнуть. Даже если предположить, что во времена Союза Москва каким-то образом на Киев влияла, то в 91-м году Украина обрела независимость. Кстати, спустя несколько лет председателем Службы безопасности Леонид Кучма назначил своего кума Леонида Деркача, перед тем занимавшего должность начальника Управления технической защиты информации. Вот кто реально знал, слушают ли спецслужбы других государств или СБУ Президента! Если бы у него были хоть малейшие сомнения в этом, он себе такие вольности в рабочем кабинете Кучмы не позволял бы...
«КУЧМА БЫЛ УБЕЖДЕН, ЧТО НИКАКАЯ РАЗВЕДКА, НИКАКОЙ ЧЕЛОВЕК НЕ СМОЖЕТ ЕГО ЗАПИСАТЬ»
— Коля, а как происходил сам процесс записи? Как ты клал под диван диктофон и как его забирал? Как менял пленки или, если это был цифровой аппарат, переписывал файлы?
— Перед тем, как системно записывать Кучму, я выбрал единственно возможный механизм, с которым мог оставаться необнаруженным, — диктофон. Проблема заключалась в том, что в 98-м году он был кассетный, а кассеты рассчитаны всего на 90 минут. Разумеется, можно было включать рассчитанный на вдвое большее время режим долгая запись, но качество звука при этом было намного хуже.
— Есть же другой вариант: диктофон, реагирующий на голос, то есть пишущий, когда человек начинает говорить...
— Этот вариант я исключил, потому что уровень звука был явно недостаточным для активизации двигателя, и поэтому включал устройство на постоянную запись. Плохо было и то, что когда кассета заканчивалась, раздавался щелчок: чтобы его устранить, я обрезал магнитную ленту с другого конца...
В рабочий кабинет Кучмы я приходил в семь утра.
— А когда приезжал сам Леонид Данилович?
— В девять плюс-минус несколько минут. Чтобы сохранить магнитный носитель: сначала кассету, а позднее чип, позволявший записывать уже около пяти часов, — я приводил диктофон в действие с помощью дистанционного устройства.
Это тоже оказалось непросто, потому что важно было документировать самые интересные разговоры, но со временем я и эту задачу решил. Заходя в кабинет Кучмы, я изучал график: кто и в котором часу должен быть у него на приеме. Потом встречал этих людей у двери, удостоверялся, что они зашли, и только после этого нажимал кнопку «запись».
— Помню немного дебильные советские плакаты образца 30-40-х годов, на которых была нарисована строгая женщина, прижимающая палец к губам: «Бди в оба!». Есть очень хорошее русское слово «бдительность», так вот, человек, который одно время к Кучме был очень близок, рассказывал мне: тот даже мысли не допускал, что его могут записывать. Когда этот политик (назовем его В.) пытался подвести Леонида Даниловича к окну, чтобы вполголоса или шепотом поговорить, Президент отмахивался: «Да перестань ты, никто нас не слушает. Если что — хлопцы всегда подстрахуют, предупредят». Почему, на твой взгляд, Президент был так беспечен, в какой момент он утратил бдительность?
— Кучма действительно был убежден в том, что никакая разведка, никакой отдельно взятый человек не сможет его записать, потому что противовесы были выстроены таким образом, что ни снаружи, ни изнутри подобраться к нему не могли. Никто не мог этого сделать — никто, кроме меня!
— А такого, как я понимаю, Президент себе представить не мог...
— Тем не менее неоднократно требовал провести срочную проверку кабинета. Помню, однажды Леонид Данилович вызвал начальника своей охраны и приказал выяснить, может ли его разговоры записывать Александр Волков. Я тогда под каким-то предлогом зашел к помощнику Президента Волкову в кабинет...
— Он был на месте?
— Был и должен помнить, как мы заглядывали у него во все углы. Ему сказали, что осматриваем одно, а в действительности искали другое...
— И что оказалось — Волков записывал Президента?
— Нет, но именно Кучма, повторяю, распорядился его проверить. Его насторожило то, что Волков очень много знает и явно получает информацию не только от своего руководителя. Тут Леонид Данилович проявил бдительность и осторожность, и все же он был на сто процентов уверен, что в своем кабинете может говорить все. Потому и говорил...
Припоминается случай — это было в 99-м году, — когда к нему пришла народный депутат от Аграрной партии Екатерина Ващук. Дескать, она была у ворожки и та сказала: «Передайте, пожалуйста, Леониду Даниловичу, что ему грозит опасность, исходящая из рабочего кабинета». При этом Ващук предложила Кучме, чтобы эта гадалка лично показала ему, что имеет в виду. Честно говоря, прослушав эту запись, я был в шоке...
— Позвали ворожку?
— При мне, к счастью, нет, но были случаи, — и не раз! — когда Кучма поднимал трубку и приказывал председателю Службы безопасности срочно приехать и проверить его кабинет на наличие прослушивающих устройств.
«ДИВАН Я НЕ ПОДНИМАЛ — ТУТ ПРОСТО ЛОВКОСТЬ РУК ТРЕБОВАЛАСЬ»
— Каким было твое первое впечатление от услышанного на пленках?
— Мне тогда показалось, что я живу в двух мирах одновременно. В одном есть Конституция, Генеральная прокуратура, Служба безопасности и милиция, которые заботятся о соблюдении законов и защищают простых людей, а в другом ничего этого нет, и вместо гаранта Конституции — гарант беззаконий.
— Были моменты, когда от страха по спине скатывались капли липкого пота и, как говорил Штирлиц, провал был близок?
— Знал бы ты, сколько раз я оказывался на грани разоблачения! Однажды пришел утром на работу, открыл кабинет, установил диктофон, снял предыдущий...
— Подожди, так было два диктофона?
— На самом деле, их было намного больше, потому что я документировал Президента не только в рабочем кабинете, но и в столовой, в гостином зале — в тех помещениях, где он постоянно находился и куда я мог заходить...
— То есть носителей было много?
— Да, благо стоили они недорого. Мне нужно было всего лишь прийти с утра и вытащить из-под дивана диктофон до того, как уборщица начнет там протирать пол шваброй...
— Что было бы, заболей ты и на работу не выйди?
— Я выходил всегда — даже если нездоровилось. Секрет успеха заключался в том, что приезжал в семь утра, когда открывался кабинет Кучмы. Один человек права переступить его порог не имел — это делалось коллегиально...
— И сколько людей туда заходило?
— Минимум двое: уборщица и сотрудник охраны, который должен был за ней проследить. Был также и я, причем мы не спускали друг с друга глаз: я контролировал их действия, а сотрудник охраны — мои.
— Почему же изо дня в день он не видел, как ты поднимаешь диван?
— А я его не поднимал — тут просто ловкость рук требовалась. Прежде чем уборщица начинала под ним убирать, я быстренько — это занимало не более трех-четырех секунд! — вынимал отработавший диктофон, а после того, как она заканчивала, таким же движением подкладывал другой — с перезаряженными кассетой и батарейками.
Диван был удобен тем, что находился возле стены, к тому же я заходил в кабинет Кучмы с устройством, которое выявляет радиопрослушивающие закладки, — называется оно рейнджер. Под видом проверки помещения на наличие посторонних предметов я мог наклониться и произвести замену. После этого оставалось проследить, чтобы никто уже туда не заглядывал.
— Представляю на твоем месте себя: я бы, наверное, поседел раньше времени. Не знаю, какая для этого у человека должна быть выдержка, но когда, по-твоему, ты был особенно близок к провалу?
— Это вполне могло произойти, когда Леонид Данилович позвонил Деркачу и сказал: «Срочно высылай парней — пусть проверят мой кабинет».
— Это случайно не после визита к нему Ващук было?
— Нет, просто поскольку у Леонида Кучмы животный инстинкт самосохранения, он что-то почувствовал. Слава Богу, что все проверки, в том числе срочные, незапланированные, проходили через меня как руководителя оперативно-технического подразделения.
— Поэтому тебя вызвали?
— Совершенно верно, и мне хватило нескольких секунд, чтобы забрать диктофон. По иронии судьбы в тот день я отпросился у начальника охраны Президента — нужно было поехать по своим делам. Включил диктофон, прикинул, что минимум три часа у меня в запасе... Выхожу из Администрации и не понимаю, что со мной — не могу идти, не несут ноги... Возвращаюсь, по пути в свой кабинет заглядываю к начальнику, а он говорит: «Коля, сейчас будет проверка — срочно займись». (Задумчиво). С позиции логики я не могу этого объяснить...
«ГОНЦЫ КУЧМЫ ПРЕДЛАГАЛИ МНЕ 100 МИЛЛИОНОВ ДОЛЛАРОВ, НО ЕСЛИ БЫ ИХ ВЗЯЛ, СОМНЕВАЮСЬ, ЧТО ОСТАЛСЯ БЫ ЖИВ. ПОСЛЕ ЭТОГО СВИДЕТЕЛЕЙ УБИРАЮТ...»
— Это правда, что Леонида Кучму прослушивали даже в сауне?
— В своих показаниях, данных в Соединенных Штатах, я указал, что документировал преступную деятельность Кучмы в разных местах, в том числе в сауне. Везде, где у меня была такая возможность...
— Ты говоришь, что делал это один, на свой страх и риск, и никто за тобой не стоял, но я не могу не спросить... Кто был заинтересован в прослушивании Президента, кто мог такую операцию заказать: Соединенные Штаты Америки, Россия, Лазаренко, Тимошенко, Марчук, Мороз?
— Во-первых, никто мне ничего не заказывал, а во-вторых, я был бы рад чтобы хоть кто-нибудь, не словом, а делом, помог мне привлечь Кучму к уголовной ответственности за особо опасные преступления, совершенные против народа Украины. Утверждаю: Кучма — руководитель организованной преступной группировки, однозначно!
При желании мы можем дискутировать на тему: стоял за мной кто-нибудь или нет, но сам проанализируй: если бы даже и так, разве присылал бы тогда Кучма людей именно ко мне на переговоры?
— Каких людей, когда?
— Разных. В том числе Бакая, Сацюка... Приезжали и некоторые генералы СБУ.
— В Соединенные Штаты?
— В Европу: посещение США для них невозможно.
— И о чем же гонцы с тобой говорили?
— Они одного хотели: чтобы Кучма не понес уголовной ответственности за то, что совершил, а все разговоры сводились к двум преступлениям — убийству Георгия Гонгадзе и нападению на народного депутата Александра Ельяшкевича.
— Эти люди что-то тебе предлагали?
— Деньги, большие деньги.
— Большие — это сколько?
— 100 миллионов долларов.
— Вот как на духу: я на твоем месте, пожалуй, взял бы. Почему ты отказался?
— У меня просто другая цель.
— Коля, беседа у нас откровенная...
— И я предельно с тобой откровенен. Конечно, я тоже не прочь иметь деньги, но легально, законно, плюс если бы взял их, сомневаюсь, что остался бы жив. После этого свидетелей убирают... Публичного процесса я хочу еще и для того, чтобы устранить нависшую надо мной опасность.
— Делая записи в кабинете Президента Украины год, второй, третий, ты понимал, что с ними нужно что-нибудь делать? Они же накапливались!..
— Понимаешь, я не просто собирал и солил эту информацию в банках, а старался как можно быстрее Леонида Кучму остановить, законным способом устранить от власти. Я хотел, чтобы судебная система дала юридическую оценку его действиям, чтобы состоялся украинский нюрнбергский процесс...
— Неужели ты был таким идеалистом? Ну ведь наивно думать, что, если какой-нибудь человек, верящий в добро и справедливость, запишет компрометирующие разговоры в кабинете Президента, а потом обратится к обществу: мол, главу государства нужно отправить в отставку, — его сразу послушаются...
— Я обратился не к обществу, а к политикам, которые могли это сделать, а почему записывал не один год? Искал механизм реализации, потому что Генеральная прокуратура была насквозь коррумпированной, руководство Министерства внутренних дел — бандитским, Служба безопасности Украины ничем не лучше... Если руководство СБУ позволяло себе устраивать террористические акты, как было в Кривом Роге (взрыв на митинге в поддержку Витренко), — о чем говорить? В такой ситуации не оставалось ничего другого, как собрать побольше доказательств и обнародовать, чтобы им была дана правовая оценка. Я не только складывал записи: мол, пробьет час — пригодятся, но и искал выход, предупреждал многих людей об опасности.
— Кого, например?
— Лично — Юлию Владимировну Тимошенко, через определенных людей — Виктора Андреевича Ющенко.
— И как это происходило? Ты подошел к Тимошенко и сказал: «Юлия Владимировна, берегитесь, может произойти то-то и то-то»?
— Да.
— Не опасаясь при этом, что она может пойти к Кучме и пожаловаться: дескать, майор Мельниченко устраивает ей провокации?
— Майора Мельниченко она не знала... Был, кстати, случай, когда, еще в бытность вице-премьером, Тимошенко шла на прием к Леониду Даниловичу, и я, владея всей информацией о том, что тот против нее готовит...
— А что он готовил?
— Кучма запустил ряд «уток», в том числе требовал возбудить против нее уголовное дело. Ее попытались привязать к повышению цен, обвинить в том, что она обворовала Украину, и многом другом. Кучме необходимо было одно — снять ее с должности и дискредитировать.
— И что ты, зная об этом, ей сообщил?
— Я подошел к ней, когда она поднималась на второй этаж в кабинет Кучмы. «Юлия Владимировна, — сказал, — сегодня вас еще никто не снимет, но будьте осторожны, потому что...». Были и другие пути, которыми я предупреждал и ее, и Ющенко об опасности, но напрямую я не мог говорить им, откуда мне это известно.
Помню, как летом 2000 года я встречался с Евгением Червоненко. Позвонил ему на мобильный, и он на своем шестисотом «мерсе» приехал из Кончи на КПП — туда, где сейчас авторынок. Я рассказал ему о существующих механизмах дискредитации Ющенко, о том, что, возможно, будет сделано для того, чтобы снять Виктора Андреевича с должности премьер-министра. Мы с Червоненко довольно долго ходили, общались, но и ему я не открыл, откуда у меня эти сведения. Сказал только: «Информация достоверная». Он, впрочем, и сам имел возможность в том убедиться, потому что однажды я его спас. Червоненко планировал совершить ряд поступков, но я ему порекомендовал: «Не делай этого, потому что тебе будет плохо». Он потом очень благодарил меня за то, что я его остановил.
«КУЧМА ПРИКАЗАЛ ЗАПИСЫВАТЬ ЮЩЕНКО И ТИМОШЕНКО»
— Снова ставлю себя на твое место. Допустим, у меня накопилась масса пленок, и я понимаю: нужно кому-то открыться, чтобы этот человек все обнародовал. Передо мной колода политиков, но на кого конкретно поставить, к кому из них обратиться? Это ведь риск, особенно когда не знаешь, кто на кого работает и кто с кем в одной связке...
— Да, это риск, поэтому очень осторожно и терпеливо я выбирал, кому эту информацию можно доверить. Вот, например, Марчук Кучму критиковал, но после того, как в 99-м году совершил позорный поступок — перешел к тому работать, его кандидатура отпала, и тогда я решил выбрать политика, которого больше всех Президент ненавидит. Еще, правда, нужно было добиться, чтобы этот человек поверил в достоверность моих сведений.
— Кого же больше всех ненавидел Кучма?
— В то время Мороза и Тимошенко. Скажу откровенно: если бы в 2000 году — это было летом! — Юлия Владимировна мне поверила, именно она могла обнародовать записи, но я благодарен ей уже за то, что она не побежала к Кучме или к Деркачу.
— То есть сначала ты пришел не к Морозу, а к Юлии Владимировне?
— Не к ней непосредственно, а к Александру Турчинову. Я сказал: «У меня есть информация, которая свидетельствует, что Кучма преступник. Пожалуйста, помогите законным путем устранить этого человека от власти».
— Он тут же связал тебя с Тимошенко?
— Нет, тогда наше общение не состоялось. Именно поэтому, когда в 2002 году я встретился с Юлией Владимировной в Лондоне и у нас произошел достаточно долгий разговор, она меня упрекнула: «Почему же вы нас не смогли убедить?». Может, я действительно мало аргументов привел — не знаю...
— Морозу тебя кто-то представил?
— Я лично к Сан Санычу подошел и объяснил ему ситуацию... Впоследствии у нас было несколько встреч.
— И где вы вели переговоры: в лесу, в роще?
— В разных местах. Как-то раз — это происходило в 2000 году, когда Кучма распорядился уничтожить Мороза, — Александр Александрович посадил меня к себе в машину. Куда направляемся, я не видел, — оказалось, в Кончу-Заспу, к нему на дачу.
— А ведь там, как известно, дача Кучмы напротив...
— Ну конечно — вокруг охрана. Он меня приглашает, а я говорю: «Сан Саныч, не выйду, меня тут все знают».
— За рулем был водитель или лично Мороз?
— (Пауза). Я не хотел бы сейчас вдаваться в подробности — это просто красноречивый момент, подтверждающий: сначала Мороз не придал делу особого значения. Я передал ему компакт-диски и кассеты по делу Гонгадзе и сказал: «Сан Саныч, сделайте все, чтобы такого больше не повторялось». Он дал мне слово, которое сдержал. Я благодарен ему за то, что он не пошел на кулуарные договоренности с Кучмой, а обнародовал записи...
— К кому, кроме Турчинова и Мороза, ты еще подходил и что-то подобное предлагал?
— Я же сказал, что говорил с Червоненко, с другими людьми...
— Но они о существовании записей знали?
— Нет, никто, кроме Турчинова и Мороза, о них не догадывался.
— Как реагировал Мороз, впервые прослушав диски?
— Он был шокирован. Чтобы Сан Саныча убедить, я выбрал очень много файлов, фрагментов, где разговор шел именно о нем. Например, как Кучма приказал закрыть газету «Грани», главным редактором которой был в то время Юрий Луценко, как требовал, чтобы СБУ вынудила Иванченко (человека Мороза, который якобы произвел взрыв на митинге в Кривом Роге) дать показания против Мороза, как распорядился закрыть газету «Сiльськi вiстi», потому что она Мороза поддерживала. Последние сомнения в том, что информация достоверная, отпали у Сан Саныча, когда он услышал ныне покойного Кравченко, в то время возглавлявшего МВД. Генерал докладывал Кучме: мол, ему позвонил Мороз, возмущенный тем, что задержан автобус Социалистической партии, который вез детей на оздоровление...
— Есть версия — я, во всяком случае, ее слышал, — что запись бесед в кабинете Кучмы велась по указанию самого Леонида Даниловича. Что ты об этом думаешь?
— Эта информация недостоверна. Кучма приказал записывать премьер-министра Ющенко и вице-премьера Тимошенко, но ни в коем случае не себя.
— И обоих взяли на прослушку?
— Да, вдобавок Кучма дал указание моей спецслужбе (конкретно — начальнику Управления государственной охраны генералу Шепелю) вести наблюдение за Ющенко. Он же приказал председателю СБУ обеспечить прослушивание телефонов в Кабинете министров Украины. Тот лично докладывал Кучме, что телефон ВЧ Юлии Владимировны под контролем.
— Как ты считаешь, Ющенко и Тимошенко об этом знали?
— Тимошенко знала наверняка.
Продолжение следует...
Источник: " БУЛЬВАР ГОРДОНА"
 Ваш комментарий будет первым | |
|
