«Слушал его синхронный перевод, в бешенстве бегая по своему огромному кабинету и кусая от ярости губы, Адольф Гитлер. Никогда еще не орал он на своих асов разведки так, как в тот день».
В октябре 1941 года немецкие войска вплотную подошли к Москве. День 16 октября 1941 года стал для Москвы её чёрным днём. Накануне Государственный Комитет Обороны (ГКО) принял постановление «Об эвакуации столицы СССР г. Москвы». Согласно этому постановлению Москву должны были покинуть правительство, управление Генштаба, военные академии, наркоматы, посольства, заводы и пр. Крупные заводы, электростанции, мосты и метро следовало заминировать, выдать рабочим и служащим сверх нормы по пуду муки или зерна и зарплату за месяц вперёд.
Вдобавок ко всем неприятностям в эти дни перестало работать метро, остановились трамваи, закрылись булочные. В городе началась паника. По трактам, ведущим на восток и юг, потянулись толпы с узлами и чемоданами.
Возмущению горожан и рождению панических настроений способствовали и факты бегства иных руководящих работников, покидавших свои рабочие места без всякого предписания об эвакуации. По неполным данным «из 438 предприятий, учреждений и организаций сбежало 779 руководящих работников. За время с 16 по 18 октября сего года бежавшими работниками было похищено наличными деньгами 1 484 000 рублей, разбазарено ценностей и имущества на сумму 1 051 000 рублей и угнано 100 легковых и грузовых машин.
Брошенные квартиры, магазины, склады подвергались грабежам. Свидетелем такого случая стал даже Иосиф Виссарионович Сталин, ехавший с дачи в Москву днём 16 октября. «Сталин видел, как люди тащили мешки с мукой, вязанки колбасы, окорока, ящики макарон и лапши, – вспоминал начальник его охраны А. Т. Рыбин. – Не выдержав, он велел остановиться. Вокруг быстро собралась толпа. Некоторые начали хлопать, а смелые спрашивали: «Когда же, товарищ Сталин, остановим врага?» – «Придёт время – прогоним», – твёрдо сказал он и никого не упрекнул в растаскивании государственного добра. А в Кремле немедленно созвал совещание, спросил: «Кто допустил в городе беспорядок?».
Через несколько дней мародёрство и беспорядки, возникшие в отдельных местах города, были прекращены, что говорит о высокой эффективности работы руководства Москвы.
Из столицы спешно эвакуировались партийные органы и правительственные учреждения. В Куйбышев (Самару)переехали часть аппарата ЦК ВКП(б), Президиума Верховного Совета СССР и Совнаркома, ЦК ВЛКСМ, дипломатический корпус. Сюда же эвакуируются заводы, творческие коллективы, деятели искусства и культуры.
Шестнадцатого октября отбыл в Куйбышев Генеральный штаб. Там на Волге уже был оборудован кабинет и для Сталина. На Ярославском вокзале стоял подготовленный к отправке железнодорожный спецсостав. В него без ведома Сталина уже погрузили мебель из Кунцевской дачи. Сама дача была заминирована. Оставалось только известить Председателя Государственного комитета обороны (ГКО) о решении Политбюро, в котором говорилось, что он должен немедленно покинуть Москву.
Иван Фотиевич Стаднюк известный украинский советский писатель в своем автобиографическом романе «Исповедь сталиниста» рассказывает:
«Хрущеву, оказавшемуся в это время в Москве, было поручено известить Сталина. Ох, и трудно пришлось Никите Сергеевичу! Когда он спустился на второй этаж, вошел в квартиру Сталина и самым деликатным образом объяснил Верховному цель своего визита, случилось непредвиденное. В Сталине прорвались все свойства кавказского характера. Как рассказывал спустя несколько лет Хрущев на одном из партийных пленумов в Казахстане, жалуясь на грубость Сталина, - он, Хрущев, был изруган матерными словами и буквально вышвырнут из квартиры. Сталин не только не подчинился решению Политбюро покинуть Москву, но учинил разнос Кагановичу за подготовленный железнодорожный эшелон. И в тот же день именно 16 октября 1941 года отдал руководству Генштаба приказ величайшей секретности:
- 7 ноября провести военные парады в Москве (принимать парад Семену Михайловичу Буденному);
- в Воронеже (принимать парад Семену Константиновичу Тимошенко);
- в Куйбышеве (принимать парад Клименту Ефремовичу Ворошилову).
Сталин назвал даже войска, которые должны участвовать в Московском параде. Уже 20 октября (через четыре дня!) они начали заниматься строевой подготовкой, о чем впервые было рассказано в центральной печати в 1966 году. Поздно ночью 16 октября Сталин уехал из Москвы, но не в Куйбышев, а в Кунцево, на свою заминированную дачу, и ночевал там, в подсобном помещении...
Первого ноября 1941 года командующий войсками Московского военного округа генерал-лейтенант Артемьев прибыл в Кремль для доклада Сталину об укреплении зоны обороны Москвы. Сталин был в плохом настроении. Тяжелый взгляд, мешки под глазами – всю ночь работал. Но слушал внимательно. Потом неожиданно спросил:
– А как идет подготовка к параду, товарищ генерал?
– К какому параду, товарищ Сталин? – переспросил Артемьев, решив, что он ослышался. О каких парадах может идти речь, когда фрицы в 50 километрах от Москвы?
– К военному параду в честь 24-й годовщины Великого октября, – пояснил Сталин, раскуривая трубку.
– Мы… Пехота готова, – стал выпутываться из ситуации Артемьев. – Но вот техника… Артиллерии, как вы знаете, в Москве очень мало, танков нет вообще. Все на рубеже обороны. Какой же парад без техники, товарищ Сталин?
– А вы поищите, – ласковым тоном как бы посоветовал Сталин, и от этой интонации боевого генерала прошиб холодный пот.
– Никакие фашисты не должны помешать параду. Народ вас не поймет, товарищ Артемьев…
Обстановка складывалась тревожная. По оценкам многих историков ноябрь 41-го был самым мрачным месяцем войны. Сравняться с ним мог только октябрь 42-го, когда на волоске висела судьба Сталинграда. Красная Армия потеряла Белоруссию и большую часть Украины. К ноябрю танковые армии Рунштедта заняли весь Донбасс, на долю которого приходилось 60% всей добычи угля в СССР, 75% – кокса, 30% – чугуна и 20% – стали. На северо-западе стягивалось стальное кольцо вокруг Ленинграда. А в центре фельдмаршалы Гудериан и фон Бок рвались к сердцу страны, к Москве.
Согласно постановлению Госкомитета обороны Москва перешла на осадное положение. На восток в спешном порядке вывозились предприятия, архивы, культурные и исторические ценности. Только по официальным данным было эвакуировано около двух миллионов человек.
Однако ситуация менялась и отнюдь не в пользу немцев. Измотанные непрерывными боями и плохими, раскисшими от дождей дорогами фашисты теряли темпы, а с ними и наступательный порыв. В своих воспоминаниях Гудериан писал, что командование нередко было вынуждено по воздуху снабжать войска горючим и боеприпасами. Но самым неприятным для них фактором было нарастающее сопротивление Красной Армии.
Немцы уже явно начинали выдыхаться тогда, как Красная Армия набиралась сил, получая их из своего необъятного тыла.
Об этом, кстати, говорил Сталин 6 ноября на торжественном заседании в честь 24-й годовщины Великого Октября. Оно состоялось в зале станции метро «Маяковская». «Никогда еще, – сказал он, – советский тыл не был так прочен, как теперь. Вполне вероятно, что любое другое государство, имея такие потери территории, какие мы имеем теперь, не выдержало бы испытания и пришло бы в упадок.… Отныне наша задача будет состоять в том, чтобы истребить всех немцев до единого, пробравшихся на территорию нашей Родины в качестве ее оккупантов…».
Членам Политбюро, секретарям ЦК, командующим родами войск и другим высшим военачальникам о предстоящем параде было сказано только перед торжественным заседанием. Командиры частей, принимающих участие в параде, узнали об этом в 11 часов вечера. Для подготовки у них оставалась лишь одна ночь.
Такие меры секретности понятны. Если бы гитлеровцы узнали, что в Москве будет парад, что на трибуне Мавзолея соберутся все высшие руководители государства во главе с Иосифом Сталиным, они не пожалели бы никаких усилий и пошли бы на любые жертвы, чтоб нанести бомбовый удар и уничтожить одним махом руководство страны.
«7 ноября над Москвой сплошной завесой легли тяжелые облака. Всюду снег. На рассвете началась пурга, предвестница зимы, которой с таким звериным страхом ожидали фашисты», – писала «Красная звезда» в номере за 8 ноября 1941 года. Метеообстановка на 7 ноября 1941 года выглядела так - снег, облачность 10 баллов, температура воздуха минус 6 градусов, ветрено.
По всей Красной площади от Москворецкого моста до Исторического музея выстроились войска. Дул ветер, гнавший морозную пыль на стоявшие с примкнутыми штыками батальоны. Занял свое место сводный оркестр.
В 7 часов 50 минут на трибуне мавзолея появился Сталин, члены советского правительства, остававшиеся в Москве, секретари Центрального и Московского комитетов партии, военачальники.
В те дни полные опасности никто не выключал на ночь репродукторы - по радиосети передавались важные сообщения, а также сигналы воздушной тревоги.
Около восьми часов утра по всем громкоговорителям раздался торжественный голос Левитана: «Говорят все радиостанции Советского Союза. Центральная радиостанция Москвы начинает передачу с Красной площади парада частей Красной Армии, посвященного 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции...».
В целях секретности парад начался на 2 часа раньше запланированного времени - ровно в 8 часов 7 ноября 1941 года, вместо 10 часов.
Командовал парадом командующий Московским военным округом генерал Павел Артемьев, а принимал его маршал Семен Будённый.
Торжественный марш войск на Красной площади открыли курсанты артиллерийского училища. С развернутыми знаменами под боевые революционные марши, исполняемые оркестром штаба МВО под управлением Василия Агапкина автора знаменитого «Прощания славянки», шли по главной площади страны артиллеристы и пехотинцы, зенитчики и моряки. Потом по Красной площади двинулись конница, знаменитые пулеметные тачанки, прошли танки Т-34 и КВ-1.
В параде приняли участие батальоны курсантов Окружного военно-политического училища, Краснознаменного артиллерийского училища, полк 2-й Московской стрелковой дивизии, полк 332-й дивизии имени Фрунзе, стрелковые, кавалерийские и танковые части дивизии имени Дзержинского, Московский флотский экипаж, Особый батальон военного совета МВО и МЗО, батальон бывших красногвардейцев, два батальона Всеобуча, два артиллерийских полка Московской зоны обороны, сводный зенитный полк ПВО, два танковых батальона резерва Ставки, которые к 7 ноября прибыли из Мурманска и Архангельска.
Вопреки традиции проведения парада речь произнёс не принимающий парад, а сам Сталин. В этот день он сказал:
«Война, которую вы ведёте, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков - Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!..».
С 5 ноября советские Военно-Воздушные Силы наносили упреждающие удары по аэродромам противника, и в праздничный день на Москву не была сброшена ни одна бомба. На следующий день было сообщено, что на рубежах города силами 6-го истребительного корпуса и зенитчиками ПВО Москвы было сбито 34 немецких самолёта.
В ночь на 7 ноября по указанию Сталина кремлёвские звёзды были расчехлены и зажжены, от маскировки освобождён мавзолей Ленина.
В связи с неожиданным переносом времени проведения парада, киносъемочная группа не успела подготовиться и не смогла снять речь Сталина с синхронной звукозаписью. Вскоре после окончания парада начальник сталинской охраны генерал Николай Власик предложил операторам прибыть в пять вечера на Лубянку. Там им сообщили, что Сталин придаёт очень большое значение трансляции своего выступления на Красной площади и предлагает снять его второй раз уже с синхронной записью. Так как о съемке на трибуне мавзолея не могло быть и речи, то было решено построить в Большом кремлевском дворце фанерный макет трибуны мавзолея и покрасить его под мрамор. Для того, чтобы у зрителей не возникало сомнений в подлинности съемки и у Сталина во время речи шёл пар изо рта, пришлось открыть все окна. О параде был сделан фильм «XXIV-ый Октябрь. Речь И. В. Сталина». Кадры парада и вмонтированная речь Сталина вошли в получившую в 1942 году Оскар за лучший иностранный фильм документальную ленту Леонида Варламова и Ильи Копалина «Разгром немецких войск под Москвой».
Вся страна, затаив дыхание, слушала этот репортаж с Красной площади. Слушал его синхронный перевод, в бешенстве бегая по своему огромному кабинету и кусая от ярости губы, Адольф Гитлер. Никогда еще не орал он на своих асов разведки так, как в тот день. Но ничего уже нельзя было поделать. Времени на подготовку авиаудара не оставалось, да и погода была нелетная.
Впоследствии генерал-майор Синилов Кузьма Романович военный комендант Москвы вспоминал:
«Был один случай на параде. Парад уже кончался, шли последние два КВ. На этом парад должен был закончиться, они замыкали. И вдруг эти два танка, пройдя уже трибуну, повернули и пошли обратно. Это был случай исключительный, небывалый. Он взволновал нас, встревожил. В чем дело? Почему? Все шло хорошо – и вдруг два танка повернули обратно. Секрет заключался в том, что люди готовились для боя, и они были обязаны в случае получения по радио распоряжения о том, что остановился танк и требует помощи, где бы они ни находились, содействовать, помочь вынужденно остановившемуся танку. Так подготовлены были люди. И вот один танк не поднялся – скользко было, где-то забуксовал, остался, его не выпустили. Он по радио передал вынужденную остановку, а те, когда шли, получив это сообщение, забыли, что они на параде, думали, что в бою, и раз – повернули оказывать помощь вынужденно остановившемуся танку. Вот почему и получилась некоторая накладка на параде. Конечно, если бы они готовились к параду и думали только о параде, они этого не сделали бы. Но люди находились на параде, а думали о бое... Сначала думали их крепко наказать, но, когда все выяснилось, оказалось, наказывать не за что...
...После парада была объявлена благодарность всем участникам и выдали по 100 граммов. Люди выпили, пообедали и пошли на фронт. После парада произошел перелом в разговорах, настроениях, даже внешне перелом был заметен. То, что произошло в сознании, внутри каждого, нашло отражение в поведении. 7-го и в последующие дни народ стал совсем иным – веселый, смеющийся, жизнерадостный, улыбающийся, особая твердость появилась, уверенность...
Сегодня мы знаем, что влияние этого парада на эмоциональный настрой в войсках и во всем народе трудно переоценить. Это не был тогда парад Победы, - но это был парад будущих победителей.
В эти дни не только немцы, практически все в Европе и за океаном тоже были почти уверены, что еще немного, и «советский колосс» падет под гусеницы германского вермахта. Никто даже представить себе не мог, что в таких условиях Москва проведет традиционный военный парад. И когда после боя кремлевских курантов раздалось знакомое всем советским людям - «говорит Москва», многие не верили в реальность происходящего.
Знаменитый парад 7 ноября 1941 года имел колоссальное значение для нашей страны. «Организация в Москве парада войск, в момент, когда на подступах к городу идут жаркие бои, – писали американские газеты, – показали всему миру, что Москва стоит и будет стоять непобедимо».
Английская «Ньюс кроникл» с восторгом отметила:«Проведение в Москве обычного традиционного парада в момент, когда на подступах к городу идут жаркие бои, представляет собой великолепный пример мужества и отваги».
Каждый парад, который видела Красная площадь, имеет свое неповторимое лицо. Парад 7 ноября 1941 года потряс весь мир. Это был величайший акт подъема духовных сил советского народа, первая идеологическая победа над врагом. В тот день в мире не было важнее новости, чем новость о параде в Москве.
Закончу статью немного перефразированным фрагментом из стихотворения Михаила Юрьевича Лермонтова – «Бородино»:
Комментарии
