Политика… это зло неизбежное. Но, к счастью, Земля не на политиках держится, а на людях.
Вы, попадали когда-нибудь в больницу? Не дай вам Бог, конечно, но может родственник какой на разбитую бутылку наступал и его «по скорой» возили «зашивать», а вы с ним ездили? Тогда, наверно помните, каквозмущались, когда в приёмном покое ждали чуть не час. И потом, то анализы какие-то брали, то врача не было. Пока всё сделали и домой отпустили, часа три прошло. И особенно непонятно было, куда и зачем все врачи и сёстры то выходят, то пропадают на пол часа, то пишут чего-то, когда братуха здесь сидит, и кровь у него аж через повязку капает. Потом уже, конечно, и всю медицину, и врачей поругивали. Действительно, чего они то входили, то выходили…. Хотя нога, в общем-то, зажила хорошо….
Я, конечно, не знаю, что там в вашем случае точно было: может и действительно какое-то время персонал непроизводительно терял, но вот про один длинный рабочий день в одном из отделений большой больницы рассказать могу.
Отделение называлось «Отделение общей хирургии № 2». По-простому - «Вторая хирургия». Была ещё и «первая». В чём разница, вы спросите. Абсолютно ни в чём. Просто город большой, больница центральная; если одно огромное отделение сделать, то это будет такой же большой бедлам. Ну и разделили. И организационно, и территориально: по корпусам. Занимались в обеих, в общем-то, одним и тем же: не костями (это в травматологии), не мочеполовой системой (это вотчина урологов), не головой (нейрохирургия)… Перечислять чем «не занимались» можно ещё долго, короче сказать, что здесь оперировали все внутренние органы: от лёгких, до кишок. Аппендицит», например, (это, чтобы понятней было).
А так как больница, ещё и единственная в городе оказывала экстренную медицинскую помощь, то оба же отделения поочереди должны были быть готовы принять всех пострадавших в ДТП, упавших с высоты, пораненных острыми предметами, с «заворотами кишок» и т.п. Свои «плановые» операции назначали всегда с оглядкой на это обстоятельство. Конечно, как «привалит» угадать было невозможно, но вечер пятницы, например, и суббота – это, как правило, более «урожайные» дни были. К воскресению стихало. А были ещё праздники…
Вот и в этот день у отделения «в плане» была только одна операция по удалению желчного пузыря у пожилой женщины. А дальше – как Бог даст; хотя и не пятница, и не праздничный день. В половине восьмого собрались, как всегда, на «пятиминутку». Которая, кстати, даже в самые спокойные дни меньше получаса никогда не продолжалась. Врачи, которые дежурили ночью, доложили про состояние пациентов, потом обсудили планы на день, разные проблемы: большие и не очень; а также мелкие дрязги и «вечная тема» - про зарплату. А что? – все же люди…
Поскольку предугадать поступление экстренных больных было невозможно, то по этой части инструкция была простая, но самая подходящая к ситуации: «…сделать всё так, чтобы всё было хорошо». Как всегда, одним словом, Не первый же раз. Потом торжественная процедура обхода во главе с заведующим отделением. Посмотрели своими глазами то, о чём докладывали дежурные, и хирурги начали «засучивать рукава» на желчный пузырь. Тут и анестезиолог появился.
Люди несведущие считают, что анестезиолог это тоже член хирургической бригады, ну, и работает, естественно, в этом же отделении. А на самом деле он относится совсем к другому подразделению, которое называется «Отделение интенсивной терапии»; и у него своё начальство, своя «пятиминутка» и свои больные в «реанимации» (так - по простому – называют это, в общем-то самое сложное по состоянию пациентов отделение). И вот разрешение на производство любой операции даёт именно он.
Этим обстоятельством, кстати, все хирурги во все времена были не очень довольны. Действительно: они "цари и боги", живого человека могут разрезать, в его внутренностях, как у себя дома, покопаться, зашить, и тот потом ещё и спортивные рекорды ставит. Но к этому подвигу их почему-то допускает пусть и доктор, но который в жизни скальпеля в руках не держал.
Хотя им наверно говорили в институте, что, если хирург имеет только одну задачу – что-то «отрезать» и «зашить», или просто «зашить» («дырку» от арматуры, например), то анестезиолог в это время должен поддерживать жизнедеятельность всего организма. Да ещё и в состоянии стресса, потому что тело в это время, как ни крути, а режут ножами и колют иголками.
Поэтому хороший анестезиолог при подготовке больного должен заранее предусмотреть все сложности, которые могут возникнуть в процессе операции. Может потребовать дополнительный осмотр кардиолога, или консультацию гематолога (это специалист по крови). А как же: группа и резус – это понятно, а там ещё 18 факторов свёртываемости. Вдруг потребуется переливание, а какой-нибудь фактор «не подойдёт».
Но, подумайте сами, кто через лет пять работы помнит то, что говорили в институте? А для хирургического отделения это всё дополнительные заботы и время. А если больной поступил в отделение, то хотя бы на третьи сутки должен быть прооперирован. Тут же поток: попробуй задержать – и очередь вырастет аж до кабинета главврача. Ну, на практике, конечно, пытаются находить компромиссы: цель-то общая. Тем более, что анестезиолог не то, чтобы формально, но "традиционно", что ли, за одним отделением бывает всё-таки "закреплён". Для работы это хорошо: все друг-друга знают. Бывают - не без этого - разногласия, но... со старым знакомым спорить - одно удовольствие: ты знаешь, что он скажет, а он знает, что ты ответишь. Получается, что результат спора заранее известен. Диалектика, однако.
Накануне анестезиолог больную уже осматривал, ознакомился с её анализами, опрашивал про то, чем болели родители, и в семье; про всё, что та могла вспомнить о своём здоровье. Чихает ли она на кошек и собак, и «рвали» ли ей зубы «с новокаином». И «не понравилось» анестезиологудве вещи: во-первых – пациентке было 82 года, а во-вторых - показания количества сахара в крови на всех трёх предварительных анализах были разные. «Скакал», однако, «сахарок» у бабульки; а она про это ничего не рассказывала!
А анестезиолог была, кстати, как говорится, молодой и красивой, но уже лет десять отработавшей в профессии, и во всём, что касалось работы, подкованная, и доскональная до стервозности. Вот и потребовала наутро предоставить ей свеженький анализ «на сахар». Взять-то его взяли, но пока результат из лаборатории не получили. Заведующий хирургией попытался мягко «надавить» на «анестезиологиню»: мол, чего там нам какой-то сахар.
Хирурги у нас орлы, пациентка в прекрасной форме, анестезиолог - вообще лучший по больнице; давайте начинать, а анализ потом в историю болезни подколем. Но строгая дама не повелась. Всем поулыбалась, сказала, что попытка тонкой лести зачтена, и лет пять назад она бы, пожалуй, дрогнула; но сейчас жизнь научила быть мудрой и осторожной: анализ «на бочку», и тогда ещё до обеда оприходуем старушку.
Пришлось лечащему врачу идти в лабораторию, ускорять процесс личным обаянием, и анализ доставили. Сахар был на удивление в норме, и застоявшаяся бригада как-то даже лихо удалила долгожительнице давно «просившийся» пузырь. Хирурги пошли пить кофе, а анестезиолог осталась, как всегда,в операционной «будить» пациента. Бабушка проснулась минут через 10 в здравом уме и трезвой памяти. Ответила, как её зовут и сразу озабоченно спросила: «Дочка, а когда резать-то будут?». Здоровья тебе, мамаша! Остреньким и солёным не увлекайся.
Переложили больную на каталку, и анестезиолог «поехала» вместе с ней в палату, чтобы самой «предъявить» больную лечащему врачу. С нормальным пульсом, давлением и сахаром.
Потом хирурги писали протокол операции, анестезиолог пошла к себе в отделение – тоже писать отчёт и доложиться заведующему. Помогла коллегам писать «дневники» (это такие «летописи», в которые раз в три часа о состоянии всех больных должна быть сделана запись). Я же говорю – самое строгое отделение. Хотя писанина эта, честно говоря, всех изрядно доставала. Всё «свободное время» все писали. Если, конечно, это «свободное» было.… А если не было, то писали вместо отдыха.
Как по расписанию, аккурат после обеда, оперировали экстренный «острый аппендицит». Слава Богу, не запущенный; поэтому его под местной анестезией эндоскопическим методом (это без разреза) удалили быстро. Но, как и перед любой операцией, только «мытьё» и переодевание минут сорок заняли. Любое проникновение в тело человека – оно тщательности требует. И все «бумаги» потом тоже должны быть написаны, как положено. Так что, как последнюю точку поставили, то уже и день прошёл.
В этот день у докторши-анестезиолога было дежурство. Это значило, что, отработав «дневную смену» она оставалась на ночь – до следующего утра. И потом ещё работала свой обычный рабочий день до 4-х часов. Удовольствие это было, надо признать, ниже среднего.… Нет, бывали ночи, что, так сказать, «за ту же зарплату» можно было проспать с десяти до шести, как в бывшем пионерском лагере. Но бывало и такое, что, отдежурив, например, во вторник, можно было решить для себя, что неделю уже, считай, отработал: ничего страшней уже быть не может. Хорошо ещё, что дежурства не чаще раз четырёх в месяц "выпадали".
Вместе с ней дежурили два, так называемых, «дежуранта». Это врачи, которые работали «сутки через двое». С «восьми до восьми» они выполняли всё, в чём была необходимость: ходили в другие отделения «на наркоз», в приёмное отделение на консультации, или выполняли обязанности ординатора в самой реанимации. Им, в общем-то, тяжёлые сутки были не очень страшны: знали, что потом в любом случае выспятся и отдохнут. Но ночью эта троица была единственной реанимационной и анестезиологической силой, которая могла спасти гражданина, который, например, порезал себе вены, или неудачно спланировал с четвёртого этажа прямо с бокалом коньяка в руке.
Обязанности на дежурстве обычно делили по взаимному согласию: кто «на вызовы» ходит, а кто за больных в отделении отвечает. Но это – чисто условно: иногда и все «в разгоне», а в реанимации сёстры следят. Сам врач-ординатор тоже «даёт наркоз» где-нибудь в другом корпусе и руководит младшим медперсоналом по телефону. Бывало даже такое, что дежурная сестра сообщала, что «вчерашний перитонит» как-то «не так» дышит. Врач слушал в трубку дыхание, спрашивал пульс, давление, температуру и высказывал соображение, что больной просто крепко уснул. Похоже, на поправку пошёл мужичок.
Вот и в этот день часам к четырём все «дневные» рассосались, и пошло время собственно дежурства. Начало было хорошее: трое врачей, не торопясь, поужинали. Часов в шесть единственного мужчину в смене (молодого и красивого, естественно) две женщины отправили на зашивание рваной раны предплечья под местной анестезией (рабочий на стройке крепко зацепился за гвоздь).
«Дневной» анестезиолог была ответственной по реанимации; сделала обход и заполнила «дневник». Этажом выше дежурные хирурги - мужчины рассказывали на балконе скабрезные анекдоты и ржали, как.., в общем, смеялись громко и жизнеутверждающе.
Почти по классику– «…вечерело…».
Дальше вся томность момента поломалась: вторую «дежурантку» вызвали в гинекологию «на кровотечение» и почти сразу «скорая» сообщила, что везёт «ножевое» (ранение) в живот, и, похоже, канал идёт куда-то в сторону сердца. Оп-ля! «Разогретый» на местной анестезии доктор пошёл готовиться и встречать. На балконе тоже стало тихо. Начался "Час Дракона". Люди пришли с работы, перекусили и отправились на поиски удовольствий. Некоторые нашли на этом поприще «приключения»… Да и все болезни к вечеру обостряются.
Пострадавшего посмотрели в приёмном покое, и сразу стало ясно, что начинать надо по быстрому. Неизвестно, что там произошло, но, если у него был соперник и он хотел доставить второму «дуэлянту» максимум «неудобств», то у него это, таки, получилось. Нож, хотя ничего важного и не задел, но пробил и «живот», и достал до грудной полости. То есть, надо вскрывать и грудную клетку, и ушивать плевру, и проникать в брюшную полость, чтобы подшить «изнутри» брюшину. Два приличных разреза: один «вдоль», один «поперёк». Три часа минимум – к бабке не ходи.
Вот в чём разница между плановой операцией и экстренной. К плановой пациента могут месяц готовить: тщательно его обследуют, все анализы, да ещё не по одному разу, возьмут. А «экстренного» работают «с колёс». И не спросить, не то что, какие болезни в детстве были, а где сейчас болит, потому что он без сознания. Группу крови узнали, и на стол. Остальное по ходу дела; все возможные осложнения теперь в руках Божьих и «на плечах» хирургов и анестезиолога.
Через время с плеврой уже заканчивали, и тут привезли пострадавшего с ДТП. «ДТП» - одно название - парень свалился с мотоцикла. «Колесо в яму попало», - как он пояснил. Сам в сознании, самочувствие – соответствующее: как после пяти «кувырков», но ничего так... В больницу не хотел, но потом позвонил корешам, чтобы байк забрали, и поехал, потому что на шее справа начала расти здоровенная «гуля».
На байкера «пошла» последняя из трёх анестезиолог. От хирургии был тоже «дневной» коллега. Вместе с ним начали «разбираться». Сделали рентген шеи и области бронхов (это на всякий случай). Всё было «чисто»; предположили разрыв крупного сосуда и внутреннюю гематому. Повезли «наверх» - вскрывать опухоль и «смотреть по месту».
Бригада расположилась на втором столе, дали наркоз и «вошли». Гематомы не было… «Пошарили» внимательно, всё цело. Решили зашивать с диагнозом: «реакция мягких тканей на ушиб». Анестезиолог, правда, поворчала, что «…что-то показатели не соответствуют тяжести травмы....», но хирург резонно ответил: «А что ещё, если всё цело и нигде не болит?»
Но, поскольку сомнения были, опытная врач решила пациента в хирургии не оставлять, а «положить» в реанимацию. Там и контроль серьёзней, и сама рядом. И даже не стала «деинтубировать». Это значит не вытаскивать из трахеи трубку, по которой аппарат искусственной вентиляции лёгких (ИВЛ) «дышит» за пациента при наркозе. Тем более, что опухоль на шее уже и на трахею давила.
Повезли к лифту, а навстречу две «каталки»: врач из приёмного покоя сам направил – два «стандартных» ножевых ранения. С первого стола «дважды заштопанного» тоже только увезли, и обоих раненых положили рядышком. Первый хирург заметил, что наверно в городе некая Миледи стала охотиться за подвесками, и мушкетёры с гвардейцами… - того: выясняют отношения. А на втором столе выразился очень коротко, но очень неприлично. Может это он про «Миледи» так сказал… или про ситуацию?.. В общем, в мизансцене сменились только «главные герои», а прочие действующие лица остались прежние. Обе операции прошли успешно, но закончили только часам к трём утра.
Один из врачей ещё посмотрел на своих изрядно замотанных коллег и пошутил, что, если бы им завтра (в смысле – уже сегодня) не работать, то им бы не помешало лечь в дневной стационар и «поколоть витаминчиков». Шутку оценили, и даже промычали что-то в ответ, а потом все убежали в туалет. А куда, вы думаете, надо людям после пятичасового стояния у хирургического стола? И спать.
Анестезиологи тоже собрались у себя. Проверили «своих» больных. Хоть тут было всё достаточно спокойно. Сёстры – молодцы: все назначения вовремя делали; во всяком случае, ни у кого ухудшения не было. Мотоциклист что-то «показывал» замедленный пульс - добавили в карту ещё один препарат и тоже прикорнули на пару часов.
«Подъём», как всегда, был в шесть ноль-ноль. Надо больных осмотреть, записи в истории болезни сделать и к «пятиминутке» доклад приготовить. «Вечерний», с глубоким ножевым, уже ворочал глазками и «угукал» на вопросы. Просто красавец! А вот байкер что-то совсем был плох. Кожа холодная и влажная, давление низкое, гемоглобин – ни к чёрту. Хотя опухоль уменьшилась. Про него первого на совещании доложили, все текущие вопросы оставили на потом, «вызвонили» всех, кто мог быть полезен, и пошли смотреть.
Все снимки, анализы, записи по пациенту ещё раз просмотрели. Всё, вроде, верно, но по состоянию, где-то всё-таки было внутреннее кровотечение. Но где? Предположили желудочное без разрыва стенок. Чтобы проверить, надо было сделать зондирование. Послали за специалистом. И тут, просто случайно, выяснилось, что на правой руке у пациента давление ниже, чем на левой! Сделали ультразвуковое исследование сосудов правой руки. Чисто. Тогда заведующий кабинетом УЗИ «взялся» за парня, что называется, всерьёз. Крутил его минут двадцать, а потом «выдал»: «А вы знаете, что у него между плеврой и грудной стенкой литра полтора жидкости?». Жидкости!
Всё стало на свои места: не просто «жидкости», а крови! Вот вам и давление, и гемоглобин, и прочее: человек истекал кровью. А если смотреть глубже, то дело ещё хуже. Судя по количеству крови и по тому, что «само» не прекращается, - это не сосуд и не вена, а артерия. Разрыв. А артерия там одна – «Безымянная» (да, есть такое название), в большой палец толщиной. Идёт от аорты, а потом разделяется «в руку» и «в голову». И длиной-то всего сантиметров пять. Но в ней, вблизи от сердца, постоянно пульсировала кровь под вот тем самым «артериальным давлением».
Сейчас в закрытой полости образовался «пузырь», и он как бы оказывал сопротивление, поэтому кровь через разрыв вытекала с небольшой интенсивностью. Но, если сделать разрез, чтобы до артерии добраться, то это противодавление исчезнет и пойдёт «фонтан», как раз по величине разрыва. Кровопотеря будет страшная, такое количество «влить» столь же быстро не получится. И, если за какие-то секунды не удастся хоть как-то края разрыва свести, то геморрагический шок неминуем. Причём до третьей стадии («необратимый») он разовьётся меньше, чем за пол минуты.А даже, если получится сразу «зажать», то потом эту артерию ещё шить. Скользкую и пульсирующую…
Оба хирурга, которые в консилиуме участвовали, примолкли. Они были нормальными такими, средней руки волшебниками, и ту самую «ниточку», на которой другой раз держалась жизнь, не раз ощущали своими пальцами. Да только в этом случае была даже не «ниточка», а «паутинка»… И остальной народ вокруг был опытный, на вещи смотрели реально и в чудеса, в виде, например, «доктора Хауса», не верили.
Как говорят, у каждого доктора есть своё «кладбище», но видеть человека, который смотрит и разговаривает, и знать, что шансы у него объективно малы, - это принять никакой профессиональный цинизм не может. Нет, пытаться всё равно будут до последнего, но выше обстоятельств, как известно, не прыгнешь. В общем, хреновое, прямо скажем, было настроение у эскулапов. А хлопец наоборот повеселел и смотрел с надеждой: нашли, ведь, доктора причину, сейчас возьмутся и вылечат. А те, чего-то, и в глаза ему не смотрели…
Там раньше про чудеса упоминалось. Ну, и да, хоть в них и не верили, но тут они как раз вдруг и произошли: дверь открылась, и заглянул..,нет, не доктор Хаус, а доктор Филлипыч. Он раньше в этой больнице работал сосудистым хирургом, а потом ему, что ли, тётка оставила квартиру в соседнем городе, и он теперь там по этой же части главным был. А сюда приехал, как потом выяснилось, по каким-то личным делам в свой выходной день. И заглянул по старой памяти в «родное» отделение – «за жизнь" поговорить и, может даже, к вечеру «на пиво» сходить со старыми приятелями. А все, как его увидели, так одна общая мысль в головы и пришла: что, если его привлечь, то шансы у парня вырастали вдвое. Потому что про его руки помнили. Потому что в век и электроники, и автоматики, и роботов, когда почти всё уже за человека «умные машины» делают, а в хирургии у ремесленника–хирурга главным инструментов остаются пальцы.
У того же анестезиолога, к примеру, на рабочем месте светятся три монитора, которые подключены к десятку датчиков и отслеживают любое изменение состояния организма человека на операционном столе. Весь угол заставлен аппаратами, которые за пациента дышат, если надо – заменят ему работу сердца, сделают экспресс-анализ крови, или дозировано подадут прямо в вену необходимые препараты; всё управление – кнопки, да тумблеры.
А инструментарий хирурга со времён Пирогова не очень-то и изменился (разве только пилы для костей стали электрические), и работа у них, практически, в основном «ручная». И тут же как: на скрипках, например вот, многие играли, а Паганини один.… Так и хирурги: все ремеслом владеют (а иначе в профессии не задержишься), но есть и среди них свои «паганини». Филлипычи, то есть…
Сам он ситуацию тоже с полуслова понял и сразу попросил добыть ему хирургический костюм; быстренько определили ассистентов, и команда пошла мыться. Позвонили анестезиологу, которая с утра в хирургии была занята, и сообщили, что вчерашнего «знакомого» сейчас «подадут». Чтобы кровь и плазму заказывала «от души», потому что «дело» намечается «кровавое».
В операционной, кроме трёх хирургов, операционной сестры, анестезиолога, сестры–анестезистки и «нестерильной» санитарки «набилось» ещё человек пять – смотреть. Это не возбранялось, а даже приветствовалось: опыт – он не по книжкам набирается. Да и, не исключено, что при необходимости могут и совет дать: тоже, ведь, не мальчики собрались.
Когда пациент уснул, три хирурга к столу подошли… (хотелось написать для красоты повествования - «…как сапёры к бомбе: страшно, а начинать надо…»), но, скорее всего, ничего такого профессионалы не думали, а мыслили строго практично: «прокручивали» в последний раз, кто, что и как будет делать. И первое, что сделали – это попросили анестезиолога, чтобы больной не дышал... Хотя бы секунд сорок.
Анестезиолог сначала даже не поняла, как это – «не дышал»? Но ведущий хирург глянул через плечо и кивнул – так надо. Такой режим в аппаратуре вообще не предусмотрен, поэтому доктор просто отсоединила трубку от выхода, и пошёл отсчёт: 5 секунд.., 10 секунд… Хирурги в буквальном смысле начали «пропихивать» через тело на операционном столе толстую блестящую «трубу»: от подвздошной области до ямки на шее. 30 секунд... Пульс начал учащаться – организм реагировал на нехватку воздуха. Слышно было, как три мужика сопели от усердия; руки их что-то яростно делали на теле.
40 секунд. Анестезиолог не выдержала и на несколько секунд неплотно прижала конец шланга к отверстию: человек на столе легонько, в треть груди «вздохнул». Хирурги видели, но смолчали. Добавила кислорода и «вдохнула» ещё раз… 50 секунд. На пятьдесят третьей секунде «труба» сработала: «вжик» - и грудная клетка раскрылась, как саквояж. Сердце, лёгкие – всё на виду.
И сразу - анестезиологу: «Дышим». А между собой уже пошло: «Суши, суши!» «Отсос!» «Вот он, держу…», «смотри, куда идёт», «снизу давай…». «Фонтанчик» всё же брызнул: «Очки!» - «Не шевелись; Света, протри ему стёкла», «держим, держим!». «Анестезиолог, чего пульс такой?», - «Кислородное голодание, уже даю – сейчас успокоится», - «Держим…».
«Зрители» первый раз с начала операции вспомнили, что надо дышать и загомонили: «Ну, где. Кто видел?». – «На Безымянной, сантиметра три!», - «Чёрт!». «Удобно?», - «Средне…». «Чёрт, чёрт…».
Держали, сушили и зашивали кажется бесконечно долго. Из рабочей зоны торчали несколько инструментов, там же копошились шесть больших мужских рук. Зрители пытались заглянуть через плечо, сбоку, самый находчивый стоял на табуретке. Последний шов, бандаж… но ведущий рук с поля не убирал. Народ загомонил: «Не течёт!», «…давление сколько?», «…а так срастётся?». - «Бог даст…». «Бог – это вот этот небритый справа?».
«Коллеги! - все аж вздрогнули, - можно потише: я ж тут думаю ещё». Коллеги притихли.
А врач думал. Артерия питает правую руку и мозг. Сейчас её ушили, и проход уменьшился почти наполовину.А это значит, что мозгу будет не хватать крови, и для молодого мужчины это может не ограничится просто головной болью. Плохой кровоток в мозгу это… Плохо это. И хирург решил вшить в артерию в обход «узкого места» дополнительную трубку – протез. И сейчас, прямо у стола прикидывал, какой нужен диаметр. Потом объяснил задумку, и бригада снова начала работать.
Когда присутствующие услышали замысел, то молчать стали в два раза тише. Только заведующий хирургией, пользуясь привилегией начальника, вполголоса назидательно процитировал классику: «Это вам, господа, не мелочь по карманам тырить!». Истинно «командирский» приём: воспользоваться положительным примером и мотивировать подчинённых на совершенствование профессионального мастерства. А «заезжий маг» потел, но продолжал творить чудеса.
Анестезиолог тоже «держала руку на пульсе». Операция шла уже четвёртый час и всё это время по нескольким трубкам из капельниц в организм вводились кровь, плазма, препараты, обеспечивающие нормальное состояние пациента. «Я не «капаю», - как она всегда поправляла, - а провожу инвазивную терапию. Пока вы (хирурги) в человеке копаетесь, у него состояние всё время меняется; у меня за операцию до десяти разных лекарств уходит, чтобы больнойбыл стабилен, и вы спокойно работали!»
Всё, что получит сейчас пациент, абсолютно необходимо для поддержания жизнедеятельности, но и это же всё ещё даст себя знать в послеоперационный период. «Чужие» кровь и плазма вызовут негативную реакцию организма. Вся жидкость накапливается сейчас в тканях и обернётся почечной и печёночной недостаточностью, дополнительной нагрузкой на сердце. Всё это придётся купировать длительное время, но сейчас надо «капать и капать». Ничего, мужик молодой – должен выдержать. Должен выжить.
Наконец, выполнив свою работу с артерией, мэтр оставил ассистентов заканчивать операцию и в окружении всей толпы пошёл в ординаторскую, где уж все выговорились вдоволь. Да и, в общем-то, восхищаться было чем: парня с того света вытащили просто за уши! Вспоминали критические моменты, уточняли, как же там в глубине грудной клетки, скрытое от всех, по порядку делали. Потом подтянулись ребята, которые благополучно «зашили» операционный разрез, и дальше у мужчин просто не было другого выхода, как пойти для дальнейшего обсуждения в ближайший пивбар. Там, правда, коллега, который со вчерашнего утра работал, после одного бокала «отпросился» домой, потому что мечта о подушке перевешивала все остальные желания.
А вот другой ассистент на втором бокале вдруг заметил, что после сегодняшней работы, если такой случай, не дай Бог, конечно, случится, то он, пожалуй, "возьмётся". И задумчиво захрустел сухариком. Да, даже вот так...
Через часок и вся остальная компания рассосалась, а гость пошёл к приятелю ночевать. Утром уехал к себе весьма довольный: «выходной» прошёл очень продуктивно. Приятно сделать хорошо работу: понимание этого удовольствия к человеку с возрастом приходит. И с мудростью.
Когда личный состав хирургического отделения уже, похоже, направлялся в сторону питейного заведения, анестезиолог ещё оставалась в операционной. Больной потихоньку просыпался, но показатели были ещё, как бы, «не очень». Подумав, добавила пару препаратов в «капельницы» и минут через сорок «спустили» пациента в «реанимацию». И там невольно пришла на ум народная мудрость, что, если начало везти, то во всём: заведующий отделением сегодня сам дежурил.
«Начальником» его недавно назначили, как самого… да - лучшего врача, чего скромничать; но эту новую для себя профессию он только начал осваивать. В частности,пока ещё не научился говорить подчинённым «нет», а старался к каждому из почти сотенного коллектива «входить в положение». Поэтому сам дежурил восемь раз в месяц. Но в сложных врачебных случаях все шли к нему: последняя надежда. И, если кто и мог обеспечить надлежащее наблюдение и лечение в самые ответственные первые сутки, так это он. И сам «не упустит», и сёстры выполнят всё, что необходимо; одно слово – повезло: в надёжные руки парень попал. Опять. Вот бы ещё лихому гонщику чуть-чуть раньше начало везти, чтобы ту яму объехал.
Интересно, как он будет рассказывать потом про своё пребывание в больнице. Наверно, тоже будет врачей поругивать. Скажет: «Сначала никак не могли определить, где «резать». Потом наркоз такой «дали», что после дней пять корёжило не по детски. И ещё недели две лишние в больнице продержали, хотя через месяц уже всё зажило. Всё говорили, что «надо посмотреть», да «надо понаблюдать!». Чего тут наблюдать, когда уже пора мотоцикл ремонтировать: там у него передняя вилка, небось, вдребезги…».
Но пока, он безвольно лежал на реанимационной койке, подключённый к ИВЛ, с «браслетами» контрольных приборов; с тремя системами в подключичной артерии. Из тела «торчали» трубочки дренажа, экран «рисовал» не очень стабильную кривую работы сердца, а операционный анестезиолог докладывала своему заведующему (он же – дежурный ординатор до утра), что делалось во время операции по «их» заведыванию. И только после того, как передала своего больного «из рук в руки», её длинный, тридцати двух часовой рабочий день, наконец, закончился.
Женщина поехала домой, очень сосредоточенно следя за дорогой, не стараясь перестраиваться в «более быстрый» ряд, никого не обгоняя и дисциплинированно пропуская нахальных пешеходов. Дома она сходила в душ, не заходя на кухню, легла в постель и проспала ровно тринадцать часов до утреннего звонка будильника.
А назавтра прямо с утра в больницу был крупный «завоз» с серьёзного ДТП. Две машины столкнулись лоб в лоб. Один из пяти человек «остался» на месте, а четверых привезли три «скорые», и ими занимались по очереди все хирургические силы больницы. В «общей» «подшивали» внутренние органы; потом отдавали травматологам «собирать» кости; челюстно-лицевые ставили скобы на скулы и зашивали раны на лице. Нейрохирурги просвечивали позвоночник, что там от удара «сдвинулось». Одного пассажира с переднего сиденья долго оперировали в «глазном» (осколки лобового стекла). В общем, хватило всем на целый день.
Комментарии
